Пускай они себе в Фаунтерре делают что хотят, а мы, южане, лучше разберемся, как нам жить.
Спорили так оживленно, что схватывались на ноги, перебивали друг друга, иногда даже лупили кулаками по столу. Несколько видных дам пригрозили перестать общаться со всеми глупцами, кто не разделяет их точку зрения. Один извозчик протаранил другого и отбил колесо у его брички – и поделом этому прихвостню диктатора! Для тихого Мелисона то был исключительный накал страстей, граничащий с хаосом. Бургомистр созвал тайное совещание в составе своей жены, констебля, отца Элизия и трех трактирщиков. Но мерзкие щупальца раздора прокрались и в стены ратуши. Бургомистр с женой были консерваторами и боготворили Ориджина, добродушный отец Элизий не имел ничего против Адриана, констебль ненавидел мятежи в любом их проявлении, а один из трактирщиков твердо стоял на идее независимого королевства. Далеко за полночь, после четырех часов дебатов, своевольный трактирщик покинул совещание, напоследок хлопнув дверью. Констебль был подавлен властным авторитетом бургомистра и хмуро утих, остальные кое-как пришли к согласию. Всех объединила светлая мысль: слава богам, что король-пророк Франциск-Илиан наконец-то покинул свою келью! Скоро он вернется в Лаэм и разберется во всем, и примет наилучшее решение. Какое – сложно сказать наперед, но это точно будет самый мудрый выбор. При помощи двух оставшихся трактирщиков эта идея разлетелась по городу и принесла временный покой.
Но в середине февраля пришло новое жуткое известие: принц Гектор потерпел поражение от шаванов и бежал из Литленда. Мелоранж осажен и скоро падет.
В этом было плохо категорически все. Победа шаванов ставила крест на идее союза с ними – а значит, в случае произвола северян каждый будет сам за себя. Литленд воспринимался шиммерийцами как младший брат: поменьше, победнее, послабее, но – тоже Юг. Его несчастье удручило многих, даже тех, кто в жизни не уезжал дальше пяти миль от Мелисона. Но больше всего потрясло людей само поражение Гектора. Мелисонцы не могли представить никого могущественней, чем блистательный принц. Ну, разве что император, да еще, быть может, Ориджин. Но чтобы какие-то шаваны растоптали величие Юга!.. Боги, что же будет теперь? Как пророк справится со всем этим?
В те дни горожане стали весьма мрачно поглядывать на Низу. Она приповадилась ходить на ужин к отцу Элизию – иногда вместе с Хармоном, иногда одна. Но теперь вне хармонова поместья стало очень неуютно. Горожане тыкали в нее пальцами, бурчали: «Глядите, одна из этих, всех бы их на цепь посадить». Если рядом был Хармон, кричали ему: «Берегись, славный Хорам, как бы она тебя не зарезала! Лучше увези ее в Лаэм, продай кому-нибудь». Низа испросила у него разрешения носить нож. Хармон ужаснулся и запретил – и нож, и выходы в город. Ждал в ответ дерзости, но Низа сказала с грустью:
– Когда мы улетим отсюда?
– Я бы сам хотел знать, – мрачно буркнул Хармон.
С шаром
