в руках оплетенную бутыль. Со звонким «чпок» отточенным движением выдернул пробку, нюхнул содержимое, отчего его длиннющий нос мгновенно налился подозрительной краснотой, и начал наливать в бокалы, поставленные на бочку. Звук разбивающейся о стекло струйки алкоголя сработал будто заклятие чернокнижника. Только вместо вызова демона из преисподней появилось нечто иное. Упитанный попугай изумрудно-зеленого окраса со взглядом наглее, чем вся наглость человечества, спикировал с вершины мачты, где укрывался последние часы и всем своим видом демонстрировал высшую степень презрения к человечеству, уселся на край бочки, пересчитал бокалы и голосом трактирного пропойцы озвучил претензию:
– Мы ведь на троих договаривались сообразить!
– Это можно, – кивнул Саед. – Но для начала надо решить кое-какой вопрос.
– Ну так выпьем, и сразу за работу, – попыталась увильнуть от дела ленивая птица.
– Выпьем, и не единожды, но только после работы.
– Ну и чего тебе от меня понадобилось, глист сортирный?
– Совсем немногое. Мы, знаешь ли, не можем понять, где сейчас находится сэр страж, и…
– Ох и дуралей же я! – воскликнул Арисат, хлопнув себя по лбу. – Из-за всего этого позабыл, что умная птица чует стража издали!
– Вот и я о том же, – не обидевшись на перебившего, продолжил Саед. – Скажи мне, мудрая птица: в какой стороне нам следует искать сэра Дана?
Попугай посмотрел на один бокал, затем на второй – и, с трудом оторвав затуманившийся от переполнявших его желаний взгляд, уставился на Саеда и хрипло выдал:
– Тут все плохо. Совсем плохо. Ни зги не видать. Туман и метель одновременно, хоть коней заворачивай.
– Ты не знаешь, где страж?
– Плохие края, народец жаден и злобен. Ноги надо уносить, покуда за шею не повесили.
– Плохие… Ты имеешь в виду, что мы в Проклятых водах?
– Да все это море трижды проклято, – буркнул Арисат.
– Дурачок-то правду говорит, – поддакнул попугай.
– Сам такой, петух крашеный. Саед, возле сильной погани у него, бывает, чутье иначе работать начинает, а после того как выпьет много, и вовсе ничего не замечает. Наверное, в проклятых местах даже пропажа нюха может случиться. Вот как здесь.
– Все это море не совсем обычное, но до этих пор никто не говорил, что у птицы снизилось чутье.
– Необычное?! Да тут одни острова поганые чего стоят! Не видал разве таких?! Вы, матийцы, любите о них трепаться.
– Доводилось видеть. Но не приставать. Нельзя к ним богобоязненному человеку приставать.
– Вот то-то! А вдруг под нами сейчас, на дне морском, храм темный, со старых времен оставшийся, или еще что-то такое, совсем уж нехорошее? Мы над ним проходим, не замечая, а вот птица вся в растерянности. У нее ведь нюх на темные дела. Пусть море затопило землю проклятых язычников, но сама тьма могла остаться. Даже наверняка осталась. Сам же знаешь, ведь на карте твоей это нарисовано. Гиблые воды, раз даже птица
