уже начало действовать и я, осмелев, задал вопрос, который давно созрел, но выпрыгнул только сейчас:
– И я могу распоряжаться ей по своему усмотрению?
Он улыбнулся и сделал жест руками, будто я спрашивал его о том, к чему он не имеет отношения.
– И даже могу издать её?
Помолчав уже без улыбки, мой герой спросил:
– А зачем вам это?
– Ну… Это ведь готовая книга.
Мой собеседник посмотрел куда-то сквозь меня. Максим Горький, кажется, весь обратился в слух.
– Я не думал об этом. Но… если вы измените имена… название города, – сказал он таким голосом, будто сам удивляется тому, что говорит. – Впрочем… имя главной героини можно оставить.
Вернулся из своего мысленного далёка и уже более твёрдым голосом добавил:
– Если вас устроит…
– Устроит, – торопливо согласился я. – Если у меня что-то получится, я сделаю всё, как вы просите.
Мы посидели ещё с полчаса. Рассказали друг другу, чем живёт журналистский мир столицы и провинции, обменялись визитками и распрощались.
От этой встречи у меня осталось лёгкое разочарование. Казалось, мы поговорим о том, что было написано в книге, хотелось услышать мнение взрослого человека, почему люди любят друг друга, но когда начинают жить вместе, то живут иногда так, будто и нет никакой любви.
Но мой герой не был расположен откровенничать, и единственное, что мне удалось вытащить из него, так это признание, что свою рукопись он сознательно оставил в купе. Зачем? Он же сказал, она ему не нужна. Я не мог этого понять.
На следующее утро я уехал обратно в Москву. Я рассчитывал, что сразу же по приезде займусь книгой, но в круговерти редакционных дел найти время для неё оказалось не так-то просто. Только через год у меня получилось взяться за работу.
Условие моего героя я выполнил не до конца, оставив без изменения название города и несколько имён. Мне показалось, так я смогу сохранить ощущение подлинности этой истории.
Вот эта книга.
Часть первая
Возвращение из прошлого
Женщине,
оставившей в моей жизни
самый заметный след,
посвящается
Глава первая
Последнее свидание
Мне бы давно следовало прикрепить на видном месте твой портрет. Так много ты для меня значила и так много определила в моей судьбе. И я бы это сделал. Но, к сожалению, у меня не осталось ни одной твоей фотографии.
Иногда я думаю, что журналистом тоже стал во многом благодаря тебе. Моя журналистика, по сути, началась с того самого первого дневника, в который я записывал всё, что так или иначе касалось наших отношений. Я пытался выразить свои чувства, надежды, желания, боль. Просто успокоиться. Получалось? Не знаю. Сейчас этого уже не поймёшь.
Потом были другие дневники…
Этих личных дневников у меня накопилось около тридцати общих тетрадей. Но среди них нет того первого дневника, с которого
