к Вознесенскому и обвил ручками его шею. Оттуда боязливо и недоверчиво ребенок посматривал на Асю.
– Это его баба Ганна научила, – немного виновато объяснил Алексей. – По-своему.
– Не узнал! – ахнула Ася. – Он меня не помнит!
– Да нет же, Асенька! Просто, пока ты болела, мы его к тебе не подпускали. Он привыкнет. Правда, Юлик?
И Вознесенский поднял мальчика высоко, затормошил. Мальчик заливисто засмеялся.
– У них тут совсем нет бань, можешь себе представить? – говорил Алексей, растапливая летнюю печку, устроенную прямо посреди двора. – Так я у бабы Ганны в сараюшке устроил помывочную. Хочешь взглянуть?
Вознесенский таскал ее по двору, все показывая, и она вместе с ним удивлялась, ахала и охала, пробовала абрикосы и крупные семечки подсолнечника. Вечером Вознесенский устроил баню – долго мылся в сараюшке сам, а потом, подхватив на руки, отнес туда Асю.
– Надеюсь, что сумею справиться сама, – сказала она, видя, что Вознесенский отнюдь не собирается уходить, а, притащив ведро с водой, намыливает пеньковую мочалку.
– Думаю, что какое-то время ты все же без меня не обойдешься. Подними руки.
Он легко стащил с нее ставшую неимоверно широкой рубашку, обнажив худые плечи и лопатки, полил из ковша и стал неторопливо тщательно намыливать. Он поворачивал ее, поливал водой, вновь намыливал, смывал. Наконец, завернув в полотняную простыню, поставил на лавку.
– Почему ты на меня так смотришь?
– Давно не видела.
– И все же?
– Сын меня не узнал. Муж крутит как неодушевленный предмет. Мне грустно…
– Вон оно что…
Вознесенский приблизил лицо, потерся щекой о ее щеку. Потом подхватил на руки, вынес из банного закутка. Они оказались в сенном сарае, где в углу, в своем загоне, стояла коза. Вознесенский огляделся и… уложил свой сверток на ворох душистой травы.
– Что ты собираешься делать, Вознесенский?
– Комиссар Вознесенский собирается доказать своей жене, что она для него не бездушный предмет!
– Я пошутила! – поспешно заверила Ася, завернутая как кокон, не чувствуя никакого расположения к тому, на что намекал Алексей. – А ты разве комиссар? Это новая должность?
– Вот именно, – говорил он, разматывая простыню, – не отвлекай меня на посторонние разговоры.
Они обнимались, а коза неодобрительно смотрела на них из своего угла. Его руки были сильными и уверенными, и под их настойчивыми прикосновениями Ася начинала ощущать себя иначе. Она оживала, она томилась, она хотела большего. Она обхватила его руками, а затем и ногами. Они оба зарылись в сено. Оно было душистым, мягким, немного колючим, запах пьянил.
– Теперь тебе не грустно?
– Уже не грустно, но еще не весело…
– Ах так? Ну, держись…
Когда они наконец выбрались из сарая, стояла тихая южная ночь. Звезды висели низко, мерцали и переливались. Белые хатки отбрасывали синие тени. Спелой дыней покоилась средь
