в жизни не видела ничего более совершенного!
Чёткие, но мягкие аккорды попадали в ритм моего сердца, заполняя каждую клеточку тела изнутри. Композиция преодолела второй куплет и пошла в развитие. Легион восторженных мурашек стремительно атаковал ноги, поднимаясь жаркой волной к груди. Да, это было самое настоящее возбуждение, но не опошленное зовом плоти. Моя душа ликовала от удовольствия, наполняясь всеобъемлющей одухотворённостью.
Джеймс распрямил спину и усилил давление. Его плечи напряглись, на длинной шее в такт музыке запульсировала вена.
Плотно сжав губы, он выразительно качнул головой, подчёркивая устойчивый аккорд. Длинные, белокурые локоны упали на окрашенное глубокой задумчивостью лицо.
Вдох. Отнял руки от инструмента, но в следующее мгновение с неутолимым рвением перешёл к кульминации. Моё сердце вздрогнуло и затерялось в вихре стройных арпеджио. Марлоу, определённо, был рождён для музыки. Нет, он являлся её материальным порождением!
Длинные пальцы продолжали невесомо порхать над клавишами. Под бледной кожей контрабасными струнами проступили мышцы. Глаза музыканта по-прежнему оставались закрытыми, но выражение лица изменилось – плотно сжатые губы, трагически нахмуренные брови, трепещущие ресницы. Он переживал, как живую эмоцию, мелодичность минорной гармонии.
Последние переборы. Экспрессия в чистом виде на гране отчаянья… Душа жалобно застонала, умоляя пианиста не останавливаться. Каждая искусно взятая нота источала страсть, боль и истинную любовь к чему-то большему, высшему, неземному! Музыка искрила внутри рояля, искрила внутри исполнителя, искрила внутри меня, она была всюду.
Джеймс закончил.
Потрясающе! Настоящая магия. Нерушимая сила прекрасного. Рождение, взросление, борьба, смирение, прощение и смерть… Я прожила целую жизнь, стоя на пороге собственной гостиной.
Спасибо тебе за это, Джеймс Марлоу!
Эпизод второй
– Джонни Кеш? Интересный выбор…
Марлоу, пойманный с поличным, вздрогнул и повернул голову. Несколько секунд он смотрел на меня почти возмущённо, но вскоре легонько улыбнулся, ехидно сощурившись.
– И давно ты тут стоишь? – его хрипловатый голос разлился по моему телу волнующей дрожью.
– Почти с самого начала, – честно призналась я, медленно проходя в гостиную, отчего-то чувствуя себя лишней в собственном доме.
– Подглядывала, значит, – вскинув бровь, музыкант снял ногу с педали инструмента и полностью развернулся ко мне.
Взгляд тут же зацепился за его угловатые колени, торчащие из прорезей чёрных джинсов, точнее за выглядывающую из-под ткани татуировку. Интересно, сколько их у него?
Я немного помолчала, не зная, что ответить. А потом, отметив, что в доме стоит гробовая тишина, демонстративно огляделась по сторонам, разведя руками.
– Где остальные? Я заехала в TRIPLE-8,
