что девчонки превзошли сами себя: двигались слаженно, четко, грациозно. Сверкали магические огоньки, летали разноцветные ленты, гремела музыка, и десяток отменно красивых девушек улыбались, счастливые оттого, что все внимание восхищенной публики достается им. Они замерли в последнем движении, отдав ему все силы. Я видела, как пошатываясь они бредут за кулисы, и ободряюще улыбалась.
– Дейна Сормат! – объявил Коль, и на сцене появился будто бы выросший из серебристого тумана рояль.
В полной тишине я прошла через сцену к своему месту. Послышались редкие смешки. Я увидела Смиля в первом ряду. Он не смеялся, но явно был доволен: видел реакцию зала на мой костюм. Но мне было не до Смиля. Пока не до него.
Я легко провела рукой по клавишам, извлекая первые звуки песни. Зал притих.
Пальцы сами искали клавиши, перескакивали, порхали над инструментом, и я закрыла глаза, наслаждаясь музыкой. Вокруг клубился серебряный туман, и, хотя этого никто не видел, мои глаза тоже сверкали серебром. Кто-то потянулся танцевать, кто-то стоял у самой сцены, глядя на меня. Я играла без магии, это видел всякий, и всякий, наверное, поражался этой способности. Магия – основа нашей жизни, та сущность, которая есть в каждом. И далеко не всем дана способность обходиться без нее. Таким, как я.
По залу, среди искусственного снега и тумана, кружились счастливые пары. Эри и Тара среди них не было, и мной вдруг овладела злость. Некоторые считают, будто они хозяева жизней, будто они могут играть с людьми, лишая их самого дорогого. Такие, как Смиль, мнят себя господами.
– Я – ваша госпожа, – едва слышно пробормотала я. – Но это было бы слишком просто.
Бурные аплодисменты заставили меня сдержанно улыбнуться и заиграть непринужденную, медленную мелодию, под которую все оставшиеся парни тут же повели спутниц на танцпол.
Я встретилась взглядом с Кэдерном, стоящим неподалеку и внимательно наблюдающим за залом. Он, как говорили в университете, почти никогда не появлялся на публике с девушками. Даже на балах. Ректор чуть улыбнулся мне, и я почувствовала, что краснею. Сама подивилась своим изменчивым чувствам: то вдруг злюсь на Смиля, то смущаюсь, как девочка-подросток, которой впервые сделали комплимент.
– «Зимняя», – объявила я, едва воцарилась тишина.
Вновь раздались аплодисменты.
Клубы тумана, перерождаясь в языки пламени, вспыхнули, окружив рояль. Я играла, делая вид, что все это мне привычно и знакомо, а вокруг полыхало серебряное кольцо. Музыка, казалось, стала неотъемлемой частью этого зала и каждого из присутствующих. Никто уже не танцевал, все смотрели на хрупкую девушку, сидящую посреди бушующего серебряного костра, играющую так, как никогда раньше. Совсем не использующую магию.
А она вкладывала в одну-единственную песню все, что не решалась рассказать никому из ныне живущих. Она рассказывала историю маленькой девочки, которая зимним утром ушла, не оглядываясь на родной дом, ушла в мороз и ветер, чтобы навсегда исчезнуть среди множества детей империи и проснуться в студентке четвертого курса. Очнуться после одиннадцати лет глубокого и спокойного
