нужды и числом никак не менее дюжины, и все бы ничего, но путь туда был очень уж неблизким.
– Отправил мальчонку, – подтвердил Дега.
– Отлично, – кивнул я. – Шарль подошел?
– Нет пока.
– Тогда неси отчетность, подобьем цифры.
– Я могу сам…
– Неси!
Сверка ежедекадной отчетности – дело небыстрое. Пусть доходы и расходы загодя просчитаны счетоводами, но всякий раз возникало множество неувязок, и приходилось самолично рыться в долговых расписках, векселях, актах взаимозачетов и платежных ведомостях.
Я это занятие не любил. За всякой строчкой скрывалось какое-то преступление, за каждой кроной стояли боль и страх, чье-то несостоявшееся будущее. Утешала лишь мысль, что в гроссбухах налоговой канцелярии королевского казначейства поломанных судеб куда как больше. И все равно – не любил.
Поэтому, когда с подсчетами было покончено, я с нескрываемым облегчением перевел дух и приказал Клаасу:
– Тащи жаровню.
Помощник сдвинул картуз на затылок и предложил:
– Не проще в кочегарке спалить?
– Не проще, – отрезал я. – Тащи!
В нашем деле как: хочешь получать свое до последней монеты – без бухгалтерии не обойтись; не хочешь, чтобы подвесили за известное место, все бумажки – в топку. Закрыл декаду, перенес дебиторов и кредиторов в новый гроссбух, старый – сожги.
Пусть ничего особо предосудительного там и нет, но дай только крючкотворам казначейства палец – отхватят руку, еще и добавки попросят.
Хмурый явился, когда мы уже развели огонь и кидали в жаровню ненужные больше платежные ведомости. Плотная бумага ежилась и чернела, потом вспыхивала теплым желтым пламенем и под конец взлетала к потолку невесомым пеплом.
– Доброго утречка, – с порога поздоровался головорез.
– День давно, – возразил Дега.
– Ну, хоть не вечер, – с непонятной ухмылочкой выдал Хмурый.
Был он росту невысокого, сложения худощавого, одевался неброско, под стать приказчику или торгашу средней руки, поэтому мог легко затеряться в толпе и столь же легко обнаружиться у вас за спиной. А там – кто знает, за что ему заплатили?
Я, кстати, знал.
– Клаас, оставь нас, – попросил, кидая в огонь последний лист.
Дега без слов подхватил свой планшет и вышел из кабинета. Хмурый проводил его безразличным взглядом серовато-стальных глаз и, усевшись в кресло, закинул ногу на ногу.
– Что-то срочное, Себастьян? – поинтересовался жулик и дернул уголком рта, что кривился из-за шрама на левой щеке. Отчасти из-за этой своей недовольной ухмылки он и получил прозвище Хмурый.
– А сам как думаешь? – Я достал из буфета бутылку молодого красного вина, налил себе и спросил: – Выпьешь?
– Слишком рано, – отказался бывший квартермейстер королевского флота, который и после списания на берег придерживался жестких распорядков
