было исключать развития событий по наилучшему варианту. Дегтярский может осознать, раскаяться и… Наивно верить в подобное, но что-то хорошее в человеке всегда остается, насколько бы низко он ни пал, и об этом нельзя забывать.
Для матери Александр заготовил другую версию. Сказал, что собирается в Питер, но причину назвал выдуманную, сослался на подбор материала для докторской диссертации. Соврал, и тут же стало стыдно. Во-первых, потому, что врать матери не привык, не те отношения были между ними, чтобы врать друг другу, а во-вторых, потому, что темпы работы над докторской диссертацией оставляли желать лучшего. Да какие там темпы? «Воз и ныне там», вот какое выражение лучше всего подходило к подготовке докторской. Расслабился потихоньку, разболтался, надо построже относиться к себе.
«Вот вернусь – и начну, – пообещал себе Александр. – В ближайшие выходные засяду…» Это обещание выглядело совсем как обет, который давали рыцари. Справлюсь с трудным делом и… Очень подмывало дать еще один обет – никогда больше не оперировать в незнакомых или недостаточно знакомых клиниках, но это было бы глупо. В конце концов, любая из знакомых клиник когда-то была незнакомой. Неправильно, нерационально, неумно замыкаться в узком кругу. Лучше взять за правило снимать копии со всех «выездных» историй болезни, маскируя это под сбор материала для диссертации. Объяснение логичное, никаких подозрений у окружающих не вызовет, да вдобавок что-то непременно пригодится для научной работы. Пора собирать личный архив, Александр Михайлович, чтобы было в чем покопаться на старости лет.
Мелькнула мысль нарисовать новое лицо Кузнецова-Арандаренко и анонимно отправить этот портрет по электронной почте куда следует, чтобы там знали, кого им теперь надо искать, но Александр не стал этого делать. Не из гуманных соображений, потому что, когда тебя водят за нос, о гуманизме лучше не вспоминать, а из сугубо рациональных. Вряд ли там поверят анонимному письму, там так вот, без доказательств, верить вообще не принято. К тому же Александр мог нарисовать конечный результат, тот, который получится лишь после того, как сойдет отек. А отек после ринопластики держится долго, до двух месяцев, а то и больше, особенно у курящих, и очень сильно меняет лицо. Нос, как далеко выступающая деталь, бросается в глаза в первую очередь. Поэтому нет смысла морочить голову занятым людям, если не знаешь точно, как выглядит нос пациента сейчас.
Если бы пациент, обратившийся к Александру в обычном порядке, случайно проболтался, что делает пластическую операцию для того, чтобы скрыться от полиции, то, скорее всего, Александр бы постарался тут же забыть об этих словах, словно их не было вообще. Врачебная тайна в некотором смысле не имеет границ и распространяется на все-все-все. Но при одном условии – если речь идет об отношениях врачей с пациентами. Если же это отношения между аферистами и человеком, невольно втянутом в их аферу, то о каком сохранении врачебной тайны в рамках профессиональной порядочности может идти речь?
