ние от всех его финансовых проблем. А были они у него немалые, ведь трудно взять в долг лишь первый необеспеченный рубль, а дальше количество уже не имеет значения.
И когда таких, как он, стало «каждый второй», разница только в сумме долга по набежавшим процентам, у кого сто рублей, у кого миллиард, вот тогда-то инвестиционная компания «РоНаФин» и предложила простое решение вопроса.
Всем им, этим бедолагам, которые ещё не знали, что они бедолаги, было предложено стать инвесторами и подписать 70-страничный договор о стратегическом партнёрстве, в обмен получив полностью погашенные кредитные обязательства.
«РоНаФин» была «дочкой» крупнейшей государственной корпорации «ТрансГумРесурс», успешно осваивающей бюджетные средства и разрабатывающей технологии по улучшению умственных и физических возможностей человека и гражданина.
Конечной целью разработок было заявлено достижение человечеством бессмертия, как цифрового, так и физического.
Многомиллионная рекламная кампания, в которой использовались последние достижения социально-поведенческой психологии, обещала обывателю прекрасные перспективы вечной, а главное безбедной, жизни.
Надо было только заключить договор с пожизненным ежемесячным взносом, обеспечивающим тебе это самое бессмертие, а государству – ощутимую прибавку бюджета.
Если денег не было, а жить хотелось, предлагался вариант инвестиционного партнерства. Корпорация обещала жизнь вечную в формате «лайт», а заодно решала все твои финансовые проблемы с кредитными организациями.
«А почему бы и нет?» – подумал Пётр Петрович, почувствовав себя на острие 6-й промышленной революции пионером виртуального нового мира и сбросив назойливый звонок очередного кредитора.
Дальше, сначала, было интересно. У Петра Петровича даже появилось чувство собственного величия, что ли, он представлял себя неким мессией, с мудрой улыбкой посматривающим на ещё не посвящённых, не замечая радости удачно сбежавших.
Итак, 70-страничный контракт был подписан, суть его была проста, как всё великое, ты становился энергетической средой корпорации, отдав ей своё физическое тело в обмен на его виртуальный клон.
И вот ни черта этому клону не нужно было делать в безграничном и бесконечном пространстве плазменного монитора, он не нуждался ни в еде, ни в питье, ему не нужна была ни одежда, ни крыша над головой.
А работа, согласно условиям партнёрского контракта, заключалась в том, что согласно графику его периодически, под жёстким контролем, выпускали из монитора в своё физическое тело, давали нагуляться жирку и снова в виртуальный рай.
Энергия таких соинвесторов в формате «лайт» откачивалась, перераспределялась и по какой-то там хитрой технологии переходила на поддержание вечной жизни тех, кто имел возможность заключить с корпорацией полноценный договор.
Сначала вся эта ситуация прикалывала Петра Петровича. После годов лихолетий он наслаждался невиданным покоем, даже, что ли, счастьем. Деньги платили практически за воздух, они аккумулировались на виртуальном счёте, да, честно сказать, впервые в жизни и не нужны были. А зачем?
Одно было только «но». Мозг, обычный человеческий мозг, со всей своей памятью, духовностью, жизненным опытом и прочей беллетристической ерундой, не перерабатывался в энергию корпорации из-за нестыковки алгоритмов.
Технология была новая, не до конца отработанная, понятно, что это дело времени, но пока вот никак.
Сегодня утром, например, его мозг опять начал свою игру в бестелесной плоти Петра Петровича. Не понятно с какого перепугу, он вспомнил вкус кофе, ну вспомнил и вспомнил, чё с ума-то сходить.
Пётр Петрович, как разумный клон, гнал возникающие эмоции корпоративным аутотренингом, тем более что «под ложечкой не сосало», пить не хотелось, вот только вкус никуда не уходил.
Пётр Петрович силился понять, где он, собака, засел. Умом понял, что там, в мозге, и засел. Постучать бы по нему хорошенечко какой-нибудь кочергой, да нет кочерги, да и стучать нечем, плоть рук в топке корпорации.
Это было, пожалуй, первое такое хмурое утро Петра Петровича, давненько ничего не беспокоило, а тут на тебе, этот забористый вкус кофе.
День. Вторник.
Дни в «зазеркалье» монитора мало отличаются один от другого. Достаточная безмятежность оплачиваемого существования нарушалась разве что этими неконтролируемыми вспышками «памяти мозга», и именно почему-то вкусовыми.
То этот кофе, почему-то именно двойной эспрессо с отечественным коньяком из студенческой юности, фантомным ароматом всплывал в памяти вместе с карими глазами однокурсницы Маши, с которой прогуливал пары в кофейне напротив альма-матер, то вкус дорогих
