с ноги на ногу. – Мы же в одних носках…
Пока бежали, холодно никому не было, а сейчас начинало пробирать не на шутку.
Зайцев покачал головой:
– Пока метель не стихнет, нельзя. Надо до света докантоваться. Тогда видно будет, что это – лавина сошла или просто снежный навал.
Очень Игорю Долотову не понравилось, что Зина спросила не его, а Зайцева.
– Не стойте! – приказал он. – Тащите хворост!
– Как ты в пургу костер разожжешь? – спросил кто-то.
– Разожгу.
Голыми руками, обдираясь в кровь и не чувствуя этого, потому что пальцы онемели от холода, ребята наломали сучьев. Ловкий Лебедев вскарабкался на кедр, трещал там ветками.
– Встали плотно, заслонили меня! – Долотов накрылся с головой курткой, поколдовал. Над землей затрепетало пламя. Затрещало, поднялось. По снегу побежали черно-красные тени.
– Есть! Греемся!
Но едва живая стена расступилась, ветер прижал костер к земле, разодрал на искры. Алый язык лизнул Юру Криворученко, тянувшего к огню руки, по штанине – и ворсистая ткань вспыхнула. С криком Юра повалился на снег. Пламя сбили, но вся голень была обожжена.
Стонал Криворученко, правда, недолго. Холод – отличное обезболивающее.
Сели с наветренной стороны, прикрывая телами костер. Так он не гас, но и проку от него было мало – метель уносила все тепло прочь.
Мороз был не меньше тридцати. Через несколько минут Зайцев крикнул, заглушая свист пурги:
– Нет, орлы, так дело не пойдет! Перемерзнем на хрен. Уходить надо от ветра!
– Куда уходить?
Он встал.
– Я этот кедр помню. За ним овражек был. Укроемся. Вниз елок подложим, сверху лапником накроемся. Собьемся в кучу, авось до утра продержимся.
– А костер? – вскинулся Долотов. – Бросим?
Они заспорили.
– Хочешь тут околевать – твое дело! – махнул Зайцев. – Кто со мной елки ломать?
– Я. Хоть согреюсь, – сказал Шмит.
– И я, – поднялся Копцов.
Игорь попробовал их остановить:
– Не слушайте вы его! Только силы зря потратите.
Но трое ушли, исчезли во тьме. Через минуту оттуда раздался хруст и треск.
– Игорь, мне все кажется, будто на нас из темноты кто-то смотрит… – дрожа сказала Зина.
– Ерунда.
Долотов поднес к лицу окоченевшие Зинины руки, пытался согреть их дыханием. Но дыхание было холодным.
Никто уже не разговаривал. Сидели съежившись. Обожженный Криворученко лег на бок, свернулся калачиком.
– Не спи, Юрка! Не проснешься! – потеребил его Донченко. Оба Юрия были закадычные друзья.
– Игорь, мы погибнем? – спросила Люда.
– Перестань, – сердито ответил Долотов. – Люди на фронте не такое выдерживали. Мне отец рассказывал, как в Финскую…
– Эй, доходяги, околеете!
