я – в вас, – сказала она.
Она уже успела в него влюбиться. Финн стал для нее всем. Вот только его брат советовал ей быть с ним осторожнее. Сказал и ушел, словно Марша была досадным недоразумением, от которого не терпится отделаться.
Очевидно, Дункану Латтимору нравилось все портить. Но она не позволит ему испортить этот сладкий миг.
Парус наполнился ветром и выгнулся дугой, скрыв их с Финнианом от посторонних глаз. Она осторожно погладила его по лицу. И он охотно опустил щеку в ее ладонь, потерся об нее, да с такой нежностью, что у нее защипало в глазах. А затем он заставил ее опустить руку, стиснул в своей и поцеловал Маршу.
Это был момент совершенного счастья. Столь совершенного, что она поняла – любовь рядом, лишь руку протяни.
– Я должен видеть вас как можно чаще, – сказал Финн, как будто она была величайшим сокровищем на свете.
– Скоро я закончу школу, – сообщила она без всяких предисловий. – И я должна быть в Лондоне. Возле вас.
– Да. Я люблю Лондон. Гораздо больше, чем поместье в Кенте. Или Оксфорд. – Он снова ее поцеловал, медленно, властно, словно скрепляя печатью обещание, которое они дали друг другу.
На сей раз его рука почти коснулась ее груди, и девушка испуганно замерла.
Ей вдруг вспомнились слова, которые она бросила, точно перчатку, в лицо лорда Чедвику: «Однажды я докажу вам, что есть на свете такая штука, как идеальная любовь!»
Марша знала – именно так может быть у нее с Финном.
И это было так. Уже.
Две недели в Дублине закружили ее, точно в водовороте. Каждую минуту, когда только было возможно, Марша проводила с Финном. Сестра Дженис совершенно не замечала ее сильной склонности к нему, сама всецело поглощенная удовольствием быть в Дублине с двумя старшими и любимыми подругами.
И вот наступил вечер шестнадцатого дня рождения Марши.
В южном пригороде Дублина родители сняли особняк с чудесной оранжереей. И уже после того, как остальные члены семьи давно отправились на покой, Марша и Финн лежали в объятиях друг друга, глядя сквозь стеклянный потолок на звезды, которые едва проглядывали – «Но все-таки они здесь», – как настаивал Финн, – сквозь облака.
– В Шотландии, чтобы выйти замуж, нужно, чтобы вам исполнилось всего шестнадцать, – прошептал он, дыша ей в волосы.
Ее сердце, кажется, перестало биться.
– Правда?
– Да, – ответил он и погладил ее по бедру. – Когда мы вернемся в Англию, тотчас убежим. В Гретна-Грин!
– Да, – прошептала она, крепко прижимаясь к нему. Вдруг она показалась себе такой маленькой!
Она истинная, их любовь. Все без подделки, совсем настоящее. Почти все время Марша принимала свою любовь храбро и с величайшей радостью, как танцующее в воздухе перышко, а сейчас ей открылась всепоглощающая сила, грозящая унести далеко-далеко, в неведомые дали.
– Не бойтесь, – прошептал он и поцеловал ее, и нежным было соприкосновение их губ.
Нет.
