богу!
Джонни подходит ко мне, и Марджи оставляет нас одних. Их движения синхронизированы, похожи на танец, и это меня обескураживает. Джонни берет меня под руку и отводит в сторону.
– Я не приглашал тебя в это путешествие, Тал. Только мы вчетвером. У меня и в мыслях не было, что ты подумаешь…
Такое чувство, что меня ударили в живот, со всей силы.
– Ты сказал «мы». Я думала, это и ко мне относится. – Больше ничего мне в голову не пришло.
– Ты все понимаешь. – Это было утверждение, а не вопрос.
Наверное, я дура, потому что не понимаю.
Я снова чувствую себя брошенной десятилетней девочкой, которая сидит на пыльной веранде, оставленная матерью, и не может понять, почему о ней так легко забывают.
Близнецы подходят к нам с разных сторон, радостные и взволнованные, предвкушающие путешествие. Их растрепанные каштановые волосы слишком длинные и вьются на кончиках; синие глаза блестят, а на лица вернулись улыбки.
– Ты едешь с нами на Кауаи, Талли? – спрашивает Лукас.
– Мы будем плавать на доске, – говорит Уильям, и я представляю, как активно он будет вести себя в воде.
– Мне нужно на работу, – бормочу я, хотя все знают, что я оставила свое шоу.
– Да, – говорит Мара. – Было бы весело, если бы ты поехала, и поэтому ты, естественно, не едешь.
Я вырываюсь из объятий мальчиков и иду к Маре, которая стоит в сторонке и что-то делает с телефоном.
– Не стоит быть такой строгой с отцом. Ты слишком молода и не знаешь, что такое настоящая любовь, а они ее нашли. Теперь Кейт умерла.
– Ага, и песок нам поможет?
– Мара…
– Можно, я останусь с тобой?
Мне так этого хочется, что начинает подташнивать, и, хотя мой эгоизм ни для кого не секрет – Кейт часто обвиняла меня в нем, – я чувствую опасность. Дело не во мне. Джонни не хочет, и я это вижу.
– Нет, Мара. В другой раз. Ты должна быть с семьей.
– Я думала, ты тоже семья.
Веселье – вот и все, на что я способна. Я молчу.
– Без разницы.
Я смотрю, как они уходят, и чувствую болезненное, обжигающее одиночество. Никто из них не оглядывается.
Марджи подходит ко мне и протягивает руку. Ее мягкая старческая рука прижимается к моей щеке. Я чувствую запах ее любимого цитрусового лосьона для рук, а также легчайший аромат ментоловых сигарет.
– Им это необходимо, – тихо говорит Марджи. Я слышу ее хриплый голос и понимаю, до какой степени она измучена. – Как ты?
Ее дочь умерла, и она волнуется за меня. Я закрываю глаза, молясь, чтобы у меня хватило сил.
Потом я слышу, что она плачет; этот звук – тихий, как шелест листьев, – тонет в шуме аэропорта. Она так долго держалась – ради дочери и всех остальных. Я знаю, что словами тут не поможешь, и поэтому молчу. Просто обнимаю ее и крепко прижимаю к себе. Наконец она вытирает слезы и отстраняется.
– Может, поедешь
