потребовать продолжения банкета. Страшно становилось при одной мысли о том, что может случиться, если она будет бродить в таком виде и состоянии одна по Москве.
И потом, в какой-то момент она вдруг перестала огрызаться и ершиться, а стала смотреть вдаль глазами перепуганного котенка. Да уж, вечно я найду приключения на свою голову. Решаю одну проблему – получаю две. В общем, прав Дима Кара, хоть он и сволочь… Доведут меня бабы и кабаки. До этого. До цугундера.
Глава 3
«Текильный брат»
Строго говоря, никакой сиротой Ирина Волхова не была. В теплом, уютном, почти что не изменившемся с дореволюционных времен купеческом Таганроге у нее остались и мама, и папа – полный комплект. Мама – Степанида Ивановна Волхова – до сих пор работала контролером в автопарке, где папа Ирины – Алексей Иванович Волхов – сорок лет отработал водителем автобуса, а теперь счастливо пребывал на пенсии. Имелась двухкомнатная квартира в трехэтажном доме, имелась также дачка недалеко от моря, маленький, перекосившийся от долгих соленых лет сарайчик.
Все было нормальным и таким, как у всех. И все же… Все – да не все. Ирина проживала с родителями так, словно они были ей и не родителями вовсе, а так – соседями по коммунальной квартире. Она ела отдельно, пила только свое, сама себя содержала, и на двери ее комнаты висел английский замок, ключ от которого лежал у нее в кармане. Конечно, можно было бы предположить, что дело тут в глубоком несоответствии мировоззрений. Алексей Иванович любил котлеты из свинины напополам с говядиной, Ирина была убежденной вегетарианкой, которой претила сама мысль о поедании кусков мертвой плоти умерщвленных телят и поросят. Степанида Ивановна могла часами сидеть, уставившись в голубой экран. Она любила ток-шоу, сериалы и программы новостей. Ирина Волхова телевидение презирала и считала пустой тратой времени. Конечно, в таких условиях общение отцов и детей было существенно затруднено. Однако дело было не в этом.
Мировоззрение родителей никоим образом Ирину не интересовало, так же как и они сами – целиком и по отдельности. Начиная примерно лет с десяти, Ирина решила считать их совершенно чужими людьми, не имеющими к ней буквально никакого отношения. И никакие увещевания – ни демонстрация документов или фотографий из семейного архива, ни речи соседей, ни возмущенные крики и обиды родителей не возымели эффекта.
– Вы мне никто, – однажды заявила Ирина.
– Да как ты смеешь! – закричал отец.
– А как вы могли? – воскликнула в ответ она и ушла к себе, хлопнув дверью.
– Да что бы ты понимала! – всплеснула руками мать. – Ты же наша кровинушка!
– И плевать. Какое это имеет значение? – Ирина упрямо замотала своей рыженькой, совсем как у матери, головкой. И все. Раз и навсегда. Никто и никаким образом не смог сдвинуть ее с этих позиций. Сначала это добровольное изгнание не особенно и в глаза-то бросалось. Ну, сидит ребенок у себя в комнате. Уроки-то сделаны? А не были бы сделаны – учителя
