style="font-size:15px;"> Манечка помотала головой, прикусив губу, чтобы не рассмеяться.
– Он в кабинете Марии Александровны. Уже больше часа. И с ним там кое-кто из учителей начальной школы.
– Не может быть! – воскликнула Татьяна Эрнестовна. – Столько времени? С этими?
– Действительно, – согласился трудовик, – что можно делать столько времени с тремя молодыми, красивыми, жизнерадостными женщинами в запертом кабинете?
Татьяна Эрнестовна вскочила, дико сверкнула глазами, подведенными лиловыми тенями, и понеслась на первый этаж.
– …разумеется, обсуждать педагогические проблемы! А вы что подумали? – крикнул ей вслед трудовик под беззвучные Манечкины аплодисменты.
…Карл Роджерс захлопнул наполовину исписанный блокнот и ободряюще улыбнулся утомленным педагогам. Сам он выглядел так, словно только что возвратился с приятной прогулки по лесу, а не провел шесть деятельных часов в плохо вентилируемых помещениях.
– Я очень вам благодарен… – начал было он, но тут дверь кабинета с треском распахнулась. Это произошло по чистой случайности. Татьяна Эрнестовна собиралась просто-напросто постучать, но, поскольку дверь на самом деле вовсе не была заперта, то она и открылась от одного прикосновения учительницы немецкого к дверной ручке.
– А… э… профессор… Герр Роджерс… – прошелестела с трудом удержавшаяся на ногах Татьяна Эрнестовна, – урок, битте…
– Да, я помню, – сказал Карл, посмотрев на часы, – но у меня есть еще пять минут.
Он не спеша поднялся с фирменного кожаного кресла Марии Александровны, кивнул сидевшим рядком у стенки учительницам («Майне дамен, до понедельника!») и прошествовал к двери. Татьяна Эрнестовна, вздернув носик, выскользнула следом.
В кабинете некоторое время задумчиво молчали. Затем одна из учительниц, промокнув бумажным платочком влажный лоб, сказала:
– Первый раз вижу, чтобы человек так интересовался нашей системой преподавания…
– Задавал бы столько вопросов, – поддержала ее другая, доставая из сумочки зеркальце и расческу.
– Девочки, я себя чувствовала как на экзамене, – сообщила третья, разворачивая оплывшую от жары шоколадку, – хотите?
– Знаете что? – вновь заговорила первая, когда с шоколадкой было покончено. – Он, по-моему, очень любит свою работу…
– Я бы сказала – не просто любит, – возразила вторая, – он от нее тащится.
Остальные посмотрели на нее с удивлением.
– Ну, это вряд ли, – протянула третья, – вот мы, например, тоже любим свою работу…
– Особенно Первого сентября и в День учителя, – весело заметила первая.
– Это несущественно, – возразила третья, – мы ее любим, мы ее делаем, мы о ней думаем, мы о ней говорим… почти все время… Но чтобы от нее еще и тащиться?!
В это самое время или немногим позже завхоз, совершив последний на сегодняшний день обход вверенного ей школьного хозяйства и убедившись,
