ой мировой войны, в которой писатель, к слову сказать, активно и в разном качестве участвует.
Дневник – это всегда портрет в интерьере. Бывает, интерьер – окружение, эпоха – оттесняют портрет на второй план: дневник Лидии Чуковской, братьев Гонкуров. У Ивлина Во эпоха не составляет портрету конкуренции, зато окружение играет в его дневниках роль весьма существенную. Многие из окружения писателя переселяются со страниц его дневниковых записей на страницы его же книг: читавшие Ивлина Во узнают в близких школьных и оксфордских друзьях писателя, в светских приятелях, собутыльниках, подругах, собратьев по перу, случайных знакомых и литературных, театральных и политических знаменитостях прототипов его сатирических персонажей. А вот эпоха просматривается с трудом: об исторических событиях первых шестидесяти лет двадцатого века, за вычетом Второй мировой войны, говорится вскользь, между делом. Нет в Дневниках ни слова о русской революции, о Великой депрессии, почти ничего о приходе Гитлера к власти, о «холодной войне», Карибском кризисе, Берлинской стене.
Кто же смотрит на нас с портрета? Человек, безусловно, одаренный, но по-человечески не слишком привлекательный. Сноб: всегда кичился добрыми отношениями с аристократическими семьями. Как и полагается сатирику, мизантроп: «Худшей школы, чем Хит-Маунт, нет во всей Англии», «Чудовищно скучно», «Сегодня совершенно пустой день», «Нынешнее Рождество – сплошное разочарование», «Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным», «Неделя получилась хуже некуда». Сибарит, эгоист, гурман. Обидчив, раздражителен, капризен, пренебрежителен, страдает резкими перепадами настроения. Хорошо разбирается в литературе и живописи и ничуть не хуже – в людях, большинство из которых, прямо скажем, не жалует – черномазых и евреев в особенности. Да и собой доволен бывает редко – свои сочинения, впрочем, обычно хвалит. При этом инфантилен, очень любит строить планы на будущее, давать себе «крепкий», но редко выполняемый зарок: «С сегодняшнего дня бросаю пить», «На Пасху перестаю принимать снотворное», «Со следующего месяца начинаю писать иначе». С людьми сходится плохо (правда, если сходится, то надолго), не близок ни с родителями, ни – тем более – с братом, как и он писателем, раздражать его будут даже собственные дети.
Типичный англичанин, Во даже школьником не склонен откровенничать, неукоснительно, по-британски блюдет законы самоконтроля и сдержанности: известное дело, «дом англичанина – его крепость». Его внутренний мир скрыт за миром внешним. Чувства, эмоциональный и философский настрой, взгляды на политику, литературу, религию, да и на все то, что принято называть «личной жизнью», «творческой лабораторией», в его дневниках, как правило, – за семью печатями. В отличие от героя тургеневского «Дневника лишнего человека», герой Дневников Во редко «вдается в умозрение». Из всех чувств, заботливо припрятанных от читателя (а возможно, и от самого себя), исключение составляет разве что чувство юмора – нередко «черного». Вот им-то автор «Мерзкой плоти» и «Пригоршни праха» «делиться» готов всегда.
В этом – ироническом – отношении к себе и к миру (к миру больше, к себе меньше) и заключается, как кажется, главное достоинство Дневников Ивлина Во.
По дневнику писателя далеко не всегда узнаешь его творческую манеру. А вот сатирик Ивлин Во в своих дневниках узнаваем. Читая убористые, суховатые записи, нередко похожие на деловой отчет, на краткую сводку событий, будь то описание студенческих кутежей, или унылых будней школьного учителя, или будней не менее унылых находящегося в глубоком тылу офицера разведки, или странствий в джунглях Гвианы, или церковной службы: приняв католичество, Во исправно, где бы он ни находился, ходил к мессе, к причастию, – читатель проследит, как формируется сатирический метод писателя. Увидит наброски, «заготовки» к коллизиям его романов. Обнаружит в жизни автора дневников, в жизни «золотой» столичной молодежи 30-х годов абсурдно-безысходные ситуации, из которых сотканы сюжеты ранних книг Во. Узнает то, что лучше всего передается английским словом vortex (водоворот, хаос) и что является отличительной чертой и жизни молодого неприкаянного Во, и поэтики его ранних книг, населенных, вслед за Дневниками 20–60-х годов, «сумеречными людьми», как назвал свой первый роман современник и приятель Во, другой известный британский сатирик Энтони Пауэлл. И не столько сумеречными людьми, сколько карикатурами на них. В записи от 15 марта 1920 г. Во пишет: «Если мои карикатуры будут столь же популярны и впредь, то надо… заняться карикатурой всерьез». Он и занялся. И получилось неплохо.
На русском языке Дневники Ивлина Во печатаются с некоторыми сокращениями. Первая публикация фрагментов из дневников (20–30 годы) – в журнале «Иностранная литература» (№ 2, 2013 г.)
А. Ливергант
Школа Хит-Маунт[1]
Сентябрь, 1911 года
Моя история
Меня завут Ивлин Во я хажу в школу Хит-Маунт я в пятом класе наш класный рукавадитель мистер Стеббинг. Мы все нинавидим мистера Купера, нашево матиматика. Севодня сетьмой день зимнево
В начальной школе Хит-Маунт в Хэмпстеде, где директором был школьный друг отца, масон Гренфелл, Во проучился шесть лет. (Здесь и далее примеч. перев.)
