родственник.
Если Люська сторгует за семь, то три еще останется. Так что хватит всем.
Все, что было дальше, происходило без меня.
Дом продали, родственник привез Нэлю на своих «жигулях». Люську наняли прислугой. Она должна была приходить три раза в неделю, готовить Нэле еду, плюс убираться, плюс мыть посуду. Оставляла на Нэлю свою дочку Милочку. Ей было уже пять лет к тому времени. Нэля учила ее правильно сидеть за столом, правильно есть. Читала детские книжки, выметала из ее речи матерные слова.
Время шло. Много происходило хорошего и плохого.
Я сломала ногу, понадобилась небольшая операция. Кость должны были скрепить пластинкой и привинтить эту пластинку шурупами. Ни пластинок, ни медицинских шурупов в стране не производили. Такие были времена. Все старое развалили, а нового не создали. Шурупы были только слесарные, собирать мебель, например. А слесарные не годились. Они – грубо сработаны, с заусеницами. Кость от заусениц пятилась. Кость, оказывается, тоже живая. Пришлось ехать в Швейцарию, поскольку нога – очень важная часть тела.
Меня не было на даче почти два месяца. Люська скучала и караулила, поскольку я была ее постоянным покупателем. Бизнес страдал в мое отсутствие.
Но вот я вернулась, и бизнес воспрянул. Мне требовались молочные продукты. Кальций.
– Век!.. – заорала Люська, входя в мой дом. – А у нас в Баковке бабы базарят: «Вот, в Швейцарии операцию делала… Ишь какая…» А я говорю: «Были возможности – и поехала. А у вас вот нет возможностей и сидите на жопе у себя на кухне. И ничего не видели, и ничего слаще морковки не ели». Я за правду, Век… Я так им прямо в лицо и сказала. Завидуют, бля…
– А чему? – спросила я. – Сломанной ноге?
– Респекту. Швейцария – не Баковка.
– А тебе не кажется, что сидеть в Баковке со здоровой ногой лучше, чем в Швейцарии со сломанной?
Люська подумала. Потом тяжело вздохнула и сказала:
– Я тебе буду яйца дороже приносить…
Я не стала спрашивать: почему? И так понятно – нужны деньги.
– Как там Нэля? – спросила я.
– Сохнет, – ответила Люська. – Как балерина. Чистой души человек.
– А ее муж ездит?
– Обязательно. Цветы привозит. Денег нет, а он на розы тратит. А они на третий день вянут, воняют, как он сам.
– Ты ему костюм постирай, – заметила я.
– Он не соглашается. Стесняется, что ли… А может, не во что переодеться. Не знаю…
– Володьке привет, – сказала я.
Люська поджала губы, ничего не ответила. Привета не приняла.
К плохим новостям относилось и то, что Володька запил. Сорвался. Пропил все – мебель, телевизор, кровать и даже пол в прихожей. Сорвал доски и продал. «Олень беспутный, горький мой, мне слезы жгут глаза, как ветер…»
Люська заплакала.
Я молчала. Что тут скажешь…
Плохие новости перекинулись из деревни в наш поселок.
В нашем поселке живет много богатых и бедных. Знаменитости и вдовы знаменитостей.
