кисти, там, где кожа была нежнее всего. Руку заломило от боли.
Борис взял папиросу, поблагодарил своего ночного собеседника и быстро зашагал вдоль моря в сторону поселка. Его никто не преследовал. Выйдя на скудно освещенную улицу поселка, Борис остановился под тусклым керосиновым фонарем и посмотрел на руку. Выгравированный узор на крышке портсигара не был вензелем. Узор выдавился не полностью, но на руке просматривалась фигурка индийского божества с шестью руками. Правда, с одной стороны рук не было видно, но, надо полагать, божество должно быть симметрично. Борис разочарованно вздохнул – он надеялся увидеть в вензеле инициалы своего собеседника. Он вспомнил собрание на горе, вспыхивающие факелы и ровный гул толпы, прерывающийся криками. Теперь, после разговора у моря, он уже не так легко относился к происшедшему.
Придя домой, в тесную комнатку над трактиром, Борис по памяти нарисовал фигурку индийского божества, которую он видел на крышке портсигара, и спрятал листок на дно чемодана.
Глава третья
Утром Бориса разбудил трактирщик Ставрадаки, у которого Ордынцев снимал сиротскую комнатку на втором этаже.
– Эй, рус-эфенди! Спускайся скорей, тебя важный человек спрашивает!
Борис наспех ополоснулся над фаянсовым облупленным тазом в кошмарных голубых цветочках, влез в покоробленную турецкой жаровней форму и спустился в первый этаж.
Важный человек, о котором говорил Ставрадаки, сидел прямо в трактире, опершись локтями на грязный стол и высокомерно распушив кошачьи усы. Крученные жгутом погоны на его плечах ничего не говорили Ордынцеву: может, такие погоны в Турции носят генералы, а может – простые посыльные.
Поперек стола побежал не в добрый час проснувшийся таракан. Важный турок скосил на него глаз и придавил толстым обкуренным пальцем. Жест его был безразличен и величествен – таким жестом какой-нибудь полководец тычет пальцем в карту, указывая приговоренный город противника.
Борис подошел к турку, стараясь не смотреть на останки любознательного таракана. Чиновник взглянул на подошедшего с таким важным равнодушием, что Ордынцев испугался – не придавят ли его сейчас толстым пальцем.
Однако турок на скверном французском языке сообщил Борису, что если он действительно является господином Ордынцевым, то для него получено разрешение на переселение в Константинополь.
Борис несколько растерянно обрадовался, но проследовал за турком, не задавая вопросов. Конечно, ему хотелось бы узнать, за какие заслуги его выделили из отверженной русской толпы, но усатый проводник вряд ли дал бы ему ответ.
Маленький моторный катерок покачивался у причала. Зеленая вода плескала в почерневшие сваи, пахло водорослями и тухлой рыбой. Широкоплечий матрос в белой рубахе и черных штанах гордо скосил глаза на пассажиров. Важный турок бросил ему что-то повелительное, и катерок ладно затарахтел и побежал по голубой застиранной глади.
Унылые скалы Принкипе
