или конец? Что мне искать? – спросила она.
Крэзи-бой задумался, потом кивнул:
– Фамилия поэта Тар-ков-ский. Я прочту середину.
И заговорил низким сильным голосом, как запел:
– «Есть только явь и свет, ни тьмы, ни смерти нет на этом свете. Мы все уже на берегу морском, и я из тех, кто выбирает сети, когда идет бессмертье косяком». (Тарковский «Жизнь, жизнь»).
– Вот, я записала, – Аглая отдала тетрадь и присела на перила террасы, подставив ладонь каплям с навеса. Крэзи-бой осторожно переворачивал страницы с цветными стихами: загаданное Аглая писала синим, а найденные потом конец или начало стихотворений – красным и зеленым.
На террасу вышла Лукреция с папиросой и покачала головой:
– Все шпионы предсказуемы. Бакенщик зимой приезжал. Сначала Маяковским долбил с выражением и пафосом, чтобы рассмешить нас, а загадал Штейнберга. Ну откуда у меня, скажи пожалуйста, Штейнберг? Ради общего развития Лайки могли бы и отступить от диссидентщины. А он теперь назло пишет ей в тетрадь частушки и поговорки.
– Зато у мамы из-за таких пряток появилось много книг со стихами, – подала голос Аглая. – Я по Пушкину и Лермонтову найду что угодно за секунду, потому что… потому что много запомнила с детства. Не верите? Запрячьте мне, что хотите из Пушкина.
Крэзи-бой посмотрел на девушку с грустью и торжественно объявил:
– Я тебе верю!
Вытащил погасшую папиросу из руки присевшей на подлокотник его кресла Лукреции и спросил:
– Она прозу читает?
– А зачем? – пожала плечами Лукреция.
– Откуда тогда такая поразительная грамотность? Ни одной ошибки. Те, кто мало читает, редко пишут грамотно.
– С десяти лет раз в неделю мой сосед по даче профессор Ционовский преподавал ей русский язык и математику. Да-да! А ты думал, что профессор ко мне клеится, а Лайку домработница только одна и воспитывала? Кстати, это он сказал, что поэзия предпочтительна при установлении правильного понимания языка. И оказался прав. Стихи – самое то для умственно отсталых.
– Не надо так говорить, – Крэзи-бой покосился на девушку. – Стихи – это образы, нужно читать прозу, чтобы…
– Чего же ты прозу не декламируешь, а? – перебила Лукреция. – Это ваша четверка придумала играть с нею в стихи. Шпарили бы прозу наизусть, глядишь, и у меня на полках стояли бы другие книги.
– Да уж… – Крэзи-бой завел руку назад и обхватил Лукрецию за объемную талию. – Я из прозы наизусть помню только выдержки из статей Ленина. Со дня принятия в комсомол помню, как выжгло от страха, что не примут.
– А «чуден Днепр при тихой погоде»? – толкнула его плечом Лукреция.
– Нет. Гоголя плохо помню, из Горького помню «над седой равниной моря гордо веет буревестник».
– Но это же стихи!
– Думаешь?..
– А я что говорю? Стихи всегда лучше для слабоумных.
Лукреция
