подобие Страшного Суда, и в ходе этого суда он к себе куда более беспощаден, чем Господь или даже церковь.
Нужно всякий раз писать так, будто пишешь в первый и последний раз. Сказать так много, словно это твое прощание, и так хорошо, словно это дебют.
Писатели, как и зубы, бывают передними и коренными.
Писатель, поднаторевший в свежести и оригинальности.
Писатель, который говорит все, говорит, по моему ощущению, мало.
Генри Джеймс пережевывает больше, чем откусывает.
Один пишет, потому что видит, другой – потому что слышит.
С авторами поладить легко – если вы любите детей.
Портные и писатели должны следить за модой.
Он всегда был ангажированным писателем. Он только слишком часто менял свой ангажемент.
Когда я беседовал с Анатолем Франсом, он спросил меня, кем я себя считаю. «Гением, как и вас», – не моргнув глазом ответил я. Однако ему с его французской благопристойностью мои слова показались столь нескромными, что он поспешил возразить: «Что ж, и шлюха имеет право говорить, что торгует удовольствиями».
Я не обиделся, ведь все художники зарабатывают себе на жизнь тем, что торгуют удовольствиями, а не философствуют и пророчествуют.
Литература – восхитительная любовница, но плохая жена.
Литераторы существуют у нас вместо литературы.
Писательницы
Я лишь хотела бы иметь возможность писать обеими руками сразу, чтобы не забыть одно, пока я пишу другое.
Дешевизной бумаги, бесспорно, объясняется, почему женщины в литературе преуспели раньше, чем в каких-либо других профессиях.
Трудно женщине выразить свои чувства при помощи языка, созданного преимущественно мужчинами для выражения их собственных чувств.
Когда я вижу, как надрывается старик[1] над своими романами, меня начинает пугать моя легкость в работе.
Я писала бы книги, даже если бы их никто не читал, кроме моего мужа.
Издатели думают о том, чтобы заработать деньги, и если вы пишете хорошо, им наплевать, кто вы – мужчина, женщина или слон.
Флобер
