Говорил Иван Федорович короткими рублеными фразами, как и полагается человеку военному, без суеты, раздельно и четко формулируя мысль. Рубил воздух правой рукой. Его можно было бы упрекнуть в излишней простоте, но именно такие простота и уверенность предполагают силу и умение отвечать за свои слова – качества традиционно мужские, вызывающие доверие даже у народа, неоднократно обманутого и обиженного. На него работала также репутация сильного хозяина и радетеля за интересы города.
– В семье семеро детей! – Иван Федорович переждал одобрительный шумок в зале. – Я – пятый по счету. Последнюю, сестру Нюсю, мать родила, когда ей было сорок семь, а отцу – пятьдесят четыре. Крепкий народ был у нас когда-то!
Он замолчал, давая возможность аудитории оценить сказанное. Потом вдруг сказал негромко, по-свойски:
– Терпеть не могу галстуки! – стянул через голову свой темный в светлую полоску галстук, скомкал в руке и сунул в карман брюк.
– Что? Что он сказал? – прошелестело по рядам.
– Галстуки не любит! – передали передние ряды назад, и все засмеялись. – С детства!
– Ну, мой имиджмейкер устроит мне сегодня разбор полетов за несерьезное поведение! – Иван Федорович комично нахмурил брови. – А, ладно, семь бед – один ответ! – он махнул рукой, решительно одернул ворот рубахи. – Ну, вот, совсем другое дело!
Алексей Генрихович Добродеев, наблюдая кандидата из-за кулис, удовлетворенно вздохнул: сцена, которую они репетировали вчера три раза, удалась. Равно как и образ настоящего мужика – крепкого хозяйственника, себе на уме, смекалистого. Смотрит слегка исподлобья, набычившись, с затаенной усмешкой, словно ожидает нападения и готов отразить его. Стоит крепко, расставив ноги, одна рука рубит воздух, другая – в кармане. Под Маяковского. Глубокий бас – тоже редкость по теперешним временам, когда народ наверху все больше блеет жидкими тенорками. А скольких усилий стоило приучить его говорить только по писанному им, Алексеем Добродеевым, и не пороть отсебятины? Не поливать грязью соперников, не нападать на местную власть?!
– Не наш путь! – внушал ему Добродеев. – Мы делаем ставку не на критику – это всякий дурак сможет. Нет, мы представляем нашу программу экономического подъема и социальной защиты населения, понимай – светлого будущего, и предлагаем народу сделать правильный выбор. А утопить соперника дело нехитрое, и делается это не с трибуны и не публично, а потихоньку – слушок, сплетенка, намек, вопросы типа: «А на какие такие бабки он построил трехэтажную дачу? Прикупил «мерс»? Учит ребенка за границей?» И неважно, что дачи у него нет, вместо «Мерседеса» – убитая «Хонда Сивик», а единственная дочка грызет гранит науки в местном педвузе.
А чего стоит «раздражающая агитация»? Налепить на лобовое стекло потенциального избирателя листовки соперника, того же, скажем, ректора политехнического университета, интеллектуального спортсмена, без пяти минут академика? Причем налепить намертво! Ни один владелец испоганенного автомобиля, матерясь, обдирающий листовку, не пойдет голосовать за уважаемого Леонида Ильича Кускова.
Вот
