часов. Они стояли на светофоре, Элис даже не услышала визга тормозов, наверное другая машина хотела проскочить на мигающий желтый сигнал, но в бок ей врезалась другая машина. Услышала грохот, вопль мамы, даже не успела испугаться, только почувствовала, как в их машину что-то ударилось. Ее отбросило на заднее сиденье, услышала крики, визг людей, а потом увидела испуганные мамины глаза. Произошло что-то ужасное. За окнами появилось пламя, люди кричали, кто-то разбил окно и, схватив ее, потянул наружу, и тут произошла вспышка. Как потом ей рассказали, взорвался бак. Три машины, сцепленные от удара, загорелись. В той аварии погибло четыре человека, среди них ее мама с отцом, они так и не выбрались из салона. А девочка получила серьезные ожоги лица, тело было не тронутым, только плечо, рука и голова пострадали. Очнулась в больнице. Боль. Вот что испытала, не могла говорить, пить, даже моргать больно. С ней все время была ее бабушка, она была старой, но никуда не уходила, жила прямо в палате. А потом Элис написала вопрос, говорить не могла, губы не разжимались: где мама с папой? Бабушка заплакала, она не могла себе этого позволить. И без того искаженное лицо стало еще уродливее.
Прошло время, Элис вернулась домой, к ней прибегали подружки, они старались ничего ей не говорить, но видела выражение их лиц, эмоции не скрыть. Да и сама боялась подходить к зеркалу. Уже потом, на все плюнув, подошла к зеркалу и долго рассматривала себя. Омерзение, вот что испытывала, не жалела себя, не могла этого позволить. Ей обещали, что потом, когда подрастет, сделают пластическую операцию, а пока приходилось привыкнуть к новой реальности. Первый раз Элис вышла на улицу глубокой ночью. Озираясь по сторонам, шла по темному парку. Никого не было, но страх, что смотрят, не покидал ее. Прошел почти год, прежде чем днем вышла на улицу, но перед этим долго примеряла шляпу и косынку. С ней работала Любовь Романовна, она приходила к девочке, занималась с ней уроками, учила держать прямо спину и, не опуская головы, смотреть в глаза.
– Что бы они ни думали, ты красавица и будешь ею, – повторяла Любовь Романовна, повязывая платок, чтобы скрыть голый череп.
– Я знаю, – соглашалась Элис, могла улыбнуться, но только одной стороной лица.
И все же она улыбалась, щурилась яркому солнцу, они ходили в кафе, садились за столик, что был у окна. Так Любовь Романовна старалась вернуть девочку к жизни, а потом долго гуляли по парку. Но несмотря на это, Элис оставалась одна, подружки почти перестали ходить, категорически отказалась ходить в школу, понимала, что на нее будут пялиться как на горгону, что выползла из подвала. И тогда Любовь Романовна предложила ходить в школу для слабозрячих.
– Нет, ты не так держишь, вот так надо, – смеясь, Элис показывала слепому Денису как брать мяч, чувствовать его, а после кидать в стенку и, слушая шум удара, ловить.
Она прижилась в этой школе, даже учителя перестали на нее коситься, помогала с учениками, не спешила уходить домой. Лишь только когда за Денисом приезжал ее папа, он подвозил ее до дома, провожал
