тонкий носик и родинка над верхней губой – не бог весть какая внешность, если бы не странная притягательная аура, окутывавшая ее, словно запах легких духов. То, как она двигалась, как смотрела, как наклоняла голову – все было удивительно приятным и заставляло сердце сладко сжиматься.
– Ах, здравствуйте! – воскликнула актриса, увидев перед собой всю честную компанию. – Тут, оказывается, очередь? Ну, так можете заходить.
– Подождите, деточка, – попросил Тройченко и взял Марьяну за запястье своей огромной узловатой клешней. – О каком таком браслете вы там спорили с Зубовым?
– Боже мой, какая разница?! – воскликнула Марьяна, с усилием вырвавшись. – Самый обычный браслет! Я надевала его на премьеру.
– Но я слышал, что прозвучала фамилия Лернер.
Тарасов с Федором молниеносно переглянулись и теперь уже гораздо более внимательно посмотрели на актрису. Ее глаза горели праведным гневом.
– Зубов решил, будто браслет раньше принадлежал Лернер. Но все это чушь собачья. Откуда бы я его взяла, спрашивается? Обычный браслет, я его купила как-то по случаю в одном магазинчике… Он мне просто понравился! Не понимаю, почему я должна отчитываться за свои собственные покупки.
И Марьяна уставилась на Тарасова, словно только что его заметила. А может, так и было. Поглощенная своими переживаниями, она, кажется, до сих пор не видела ничего вокруг.
– Привет! – сказал режиссер и улыбнулся жабьей улыбкой. Его кривой нос уполз в сторону.
Вероятно, это была какая-то особая форма приятия, потому что Марьяна Гурьева Тарасову безусловно нравилась. Федор понял это с первого взгляда.
– И тебе привет, – бросила та. – Всем вам большой привет, а я ушла!
Она круто развернулась и удалилась по коридору, возмущенно стуча каблучками. Мужчины проводили ее задумчивыми взглядами.
– Игорь Акимович, ты первый, – Тарасов указал на кабинет.
Однако почетный директор наотрез отказался заходить.
– Да я, собственно, просто мимо проходил, когда услышал, как они ссорятся. Невольно стал прислушиваться. Мне вовсе и не надо к Зубову. А вы идите, идите… Помощница Владислава Арсеньевича руку сломала, так что доступ к телу свободен.
Старик развернулся и двинулся в том же направлении, что и Марьяна Гурьева. Актриса уже скрылась, но у Федора создалось впечатление, будто Тройченко намерен ее догнать. Шел он поспешно, и его трость издавала зловещий стук.
– Пойдем, – предложил Тарасов Федору. – Раз уж пришел в театр, надо засветиться у главрежа, это обязательная процедура, как омовение рук перед обедом. Пусть уж он нас благословит, и тогда мы побродим по коридорам.
Он побарабанил по двери костяшками пальцев и, услышав приглашение войти, переступил порог. Федор шагнул в кабинет вслед за ним. За большим столом у окна сидел человек удивительной внешности. Его лысина, как карта мира материками, была покрыта старческими пятнами. «Весь в фоксах, – усмехнулся
