резко перестал шагать. Развернулся, крутанувшись на пятках.
– Вы так полагаете, Селина?
Она выпрямилась, костяшки ее пальцев побелели.
– Да. Полагаю.
Бастьян подошел к ней ближе. Луч света блеснул на золотой цепочке его часов и на ревущем льве на его перстне с печаткой.
– Мне плевать.
Пиппа ахнула, зажав рот двумя руками, ее глаза округлились, как чайные блюдца.
А Бастьян уже продолжил свой путь, и Арджун засмеялся, зашагав за ним следом. Уходя почти что с сожалением.
Слово будто встряхнуло Селину. Она никогда не слышала, чтобы его произносили вслух. Обеспеченная жизнь в Париже всегда оберегала ее от подобного рода разговоров. Ее отец часто говорил, что женский слух слишком деликатен для таких вещей. Однако Селина вовсе не чувствовала себя так, словно ее деликатный женский слух был оскорблен одним этим звуком. Бастьян, может, и произнес бранное слово, но он разговаривал с ней так, как если бы говорил с мужчиной. На равных. Кровь пронеслась по ее телу, наполняя каждую клеточку адреналином. Испуг сдавил ей горло, медленно сжимая его все сильнее.
Она вспомнила это чувство. Узнала его. Она ощущала то же самое, когда ее обидчик замер на полу ателье, когда алая кровь потекла из раны в его черепе, а ее руки еще сжимали канделябр.
Селина чувствовала себя… сильной. Частью чего-то большего, чем она сама.
И все же она по-прежнему ни капли не раскаивалась в своем преступлении.
Страшно было думать, что такое темное создание живет под кожей Селины. Она вела себя не так, как набожная юная особа, и не так, как девушка, которая должна – по всем правилам – умолять о прощении. Умолять об избавлении от грехов Бога, которого на самом-то деле она не до конца понимала и даже не знала.
Селина моргнула, чтобы освободить мысли. В этот же момент Пиппа дернула ее за руку.
– Ты в порядке? – спросила Пиппа недоверчивым тоном. – Я не… – попыталась она. – То есть ты можешь поверить в то, что он сказал тебе?
Селина кивнула, не доверяя своему голосу.
Она не была уверена в том, почему волей судьбы ее путь снова пересекся с Себастьяном Сен-Жерменом. Может, это испытание. Божественное наказание за ее самый ужасный из грехов – таким образом юноша, скрытый в тени, заставит ее ступить на путь света. Сделает ее добрым самаритянином.
Но еще более ужасный страх зародился в душе Селины. За бушующей кровью, в глубине самых костей.
Неважно, куда она отправится, опасность последует за ней.
Это ее пугало. Но и воодушевляло не меньше.
Я замечаю ее профиль в свете блестящей медной вывески.
Ее страх отражается во мне, ее глаза сияют.
Я отворачиваюсь. Это напоминает мне о юной девушке прошлой недели. Мне больше не приятен вид страха, хотя я знаю, что это вынужденное зло. Ибо если мы не понимаем страх, как можем мы ценить безопасность?
Я
