прикованного наручниками к рулю, и что вокруг шеи трупа была намотана медная струна, но у нас нет тела, и мы вряд ли сможем когда-нибудь получить его. Никто в городе и его окрестностях за последнее время не пропадал, если не считать девочки-подростка, мать которой полагает, что она убежала вместе со своим дружком в Нэшвилл. Но у того парня, кстати, не было никакой татуировки. Я не слышал ни об одном человеке с татуировкой, которая была бы похожа на ту, что ты описал. – Шериф Эмори взглянул на меня, потом на маму, а затем снова на отца своими темными, как уголь, глазами. – Помнишь ту загадку, Том? Ну, насчет того, что когда дерево падает в лесу, а поблизости никого нет, бывает ли при этом какой-нибудь шум? А раз нет тела и никто в округе за последнее время не пропадал, произошло ли вообще убийство или нет?
– Я знаю только то, что видел своими глазами, – ответил отец. – Ты разве сомневаешься в моих словах, Джей-Ти?
– Нет, этого я не говорил. Речь идет лишь о том, что больше я не смогу ничего сделать, пока мы не установим личность жертвы. Мне нужно его имя, Том. Мне необходимо иметь описание его внешности. Без этого я не знаю даже, с чего начинать расследование…
– А убийца между тем преспокойно разгуливает на свободе и совсем не боится, что когда-нибудь будет пойман. Так прикажешь тебя понимать?
– Угу, – признал шериф. – Получается именно такой расклад.
Конечно, шериф Эмори обещал, что продолжит расследование, что обзвонит все полицейские участки штата, чтобы получить от них сведения о пропавших людях. Рано или поздно, сказал он, кто-нибудь заявит именно о том человеке, который покоится в озере вместе с машиной. Когда шериф уехал, отец вышел на веранду, чтобы посидеть в темноте наедине со своими мыслями. Он оставался там и после того, как мама велела мне ложиться спать.
Уже ночью меня разбудил крик отца.
Встревоженный, я сел на кровати, слыша, как за стеной мать говорит отцу:
– Не беспокойся. Это был плохой сон, всего лишь дурной сон, теперь все в порядке.
Отец молчал довольно долгое время. Я слышал, как в ванной течет вода. Потом раздался скрип пружин на их кровати.
– Ты хочешь рассказать мне об этом? – спросила мама.
– Нет, о господи, нет.
– Это был всего лишь дурной сон.
– И все же я видел это как наяву.
– Ты сможешь опять заснуть?
Он тяжело вздохнул. Я без труда мог представить, как он сидит там, в темной спальне, прижав руки к лицу.
– Не знаю, – ответил отец.
– Дай-ка я потру тебе спину.
Пружины заскрипели под тяжестью их тел.
– У тебя здесь все напряжено, – сказала мама. – Особенно ближе к шее.
– Тут чертовски болит. Там, где твой большой палец.
– Это растяжение. Ты наверняка потянул мышцу.
Молчание. Мои шея и плечи, казалось, тоже расслаблялись под нежными
