сейчас поведешь. Мы зададим вопросы, и если нам понравятся твои ответы, может быть, мы поговорим и обо всем остальном, – лицо лысого оставалось таким же непроницаемым, но глаза горели ненавистью.
– Я пытаюсь донести до вас… Меня зовут Идрис, я водитель бокс-трака, у меня семья, жена и дочка, у меня все в порядке с документами..Почему..почему вы считаете меня преступником? Я ничего плохого не сделал.. Я не помню точно, но.. мы были в магазине в нашем районе, напали бандиты, мы прятались на складе… Скажите, я вас очень прошу, с моей женой и дочкой все в порядке, они ведь не пострадали?, – голос Идриса сорвался на отчаянный полукрик, измотанный молодой человек уже не мог сдерживаться и говорить спокойно.
– Сначала ты рассказываешь нам все, что знаешь. Все, ты понимаешь? Ты напрягаешь свои тупые мозги, собираешь все силы, и выкладываешь все, что знаешь. И только потом, может быть мы ответим на твои вопросы, – свистящим шепотом произнес лысый, наклонившись к раненому, – мы никуда не уйдем, кнопки стоп здесь нет, мы будем продолжать до бесконечности…или пока не узнаем все о твоем дерьме…
Сознание стало покидать Идриса, ему казалось, что быстрая река проносится перед глазами, его мутило, напряжение было слишком велико , он провалился в мрак пустоты.
Арестант пришел в себя только на следующий день, даже несмотря на плохое состояние,
осознал, что находится не в медицинской палате. Его на самом деле перевели в камеру, крошечное помещение с железной койкой, столом и табуретом, привинченными к полу.
В углу за тонкой стальной перегородкой притаился унитаз с раковиной. В камере постоянно горел свет, но хотя бы царила прохлада, что в условиях пустыни было большим благом. Из одежды на нем были коротенькие шорты и майка из легкорвущегося , похожего на бумагу материала.
– Это чтобы я ненароком не повесился, – несмотря на отчаянное положение вещей, Идрис даже смог пошутить про себя.
Неизвестность, полное непонимание происходящего вокруг изматывало, ощущение засосавшей его черной дыры, отсутствие права даже на слово наполняло душу тревогой. Он никак не мог уснуть, травма от взрыва, чудовищная усталость, тяжелый допрос, которому его подвергли те двое не действовали, было бы таким счастьем провалиться в сон, и забыть, хотя бы на время, весь этот кошмар. Ужас, сковавший грудную клетку не давал нормально вздохнуть, не отпускал из своих холодных лап. Заключенный лежал на койке , устремив пустой взгляд в потолок, он старался собрать те крупицы сил, что остались, подсознание подсказывало, что единственное, что он может, – это перестать, перстать убивать себя тревогой и страхом. Было 8 часов вечера, но Идрис не имел ни малейшего понятия о времени, он не был уверен, какой был день недели. Он так и лежал на кушетке и до сих пор пытался заснуть, взять тайм брейк у реальности.
Два офицера сидели в пустой темной столовой, оба были на ногах уже больше суток, уставшие и предельно измотанные.
– Жаль, что нам достался этот ублюдок…я бы многое
