с Черским на телевизионных проектах ему было неприятно. Это были мимолетные встречи, длившиеся максимум один съемочный день, когда под светом прожекторов было некогда сосредотачиваться на взаимной нелюбви, разъедающей душу щелочью. Сейчас же, в случае удачи, Антону с Егором пришлось бы сниматься как минимум несколько месяцев, а Черский не из тех, кто прощает и забывает. Антон сглотнул и уставился на него: забыл или нет?
Судя по отвалившейся челюсти Егора, встречи тот явно не ожидал, а потом в его темных глазах мелькнуло нечто, позволившее понять – не забыл и тем более не простил.
– Знакомьтесь, – любезно предложил Тимур. – Или вы уже?
– Уже, – кивнул Егор и даже руку протянул. Антон вяло пожал ее, наблюдая за проскользнувшей на губах некогда близкого друга гадючьей улыбочкой.
– Ну и славно, – кивнул Тимур. – Давайте тогда, как планировали… Егор, ты за себя, а Антон попробует за твоего товарища по несчастью.
Егор и Антон уселись на кособокие стульчики, настоящий мосфильмовский раритет, держа в руках стопочку листков. Антон ерзал на месте, косясь в сторону Альмухамедова. Сидеть было неудобно. Мало того что сиденье стула не представляло собой монолита с остальной конструкцией, так еще где-то под сукном чувствовалось что-то острое, вроде гвоздя. Егор, судя по всему, никакого дискомфорта не чувствовал, сидел как в салоне, скрестив длинные ноги.
– Начинайте, – скомандовал Альмухамедов, хлопнул в ладоши и уселся на такой же стульчик, скрестив на груди руки. Операторы привычно наехали на актеров камерами и уставились в мониторы. Антону был хорошо виден только один: тощий, высокий, в линялой бейсболке, надетой задом наперед. Непривычным было все, включая сразу двух операторов. Обычно на пробах снимали с одной камеры, но у Тимура, как видно, была своя методика.
– С чего ты взял, что она обязана тебя ждать? – с вежливым равнодушием спросил Егор. – Она ведь живая женщина, ей хочется жить, любить, чувствовать, а ты постоянно в разъездах. Может быть, этот мужчина даст ей то, чего не дал ты.
– А чего я ей не дал? – с яростью, самому себе показавшейся наигранной, ответил Антон, заглянув в сценарий. – Это же все для нас, для двоих. Думаешь, мне так хочется мотаться хрен знает куда? Но ведь надо деньги зарабатывать! Это жизнь!
– Может быть, ей не нужна такая жизнь? – спросил Егор, и в его голосе вдруг прозвучала горечь, не киношная, с подлинной надорванной интонацией. – Может быть, ей просто тепла хотелось?
Антон, уловивший ноты голоса того, прежнего Егора, с которым было так хорошо дружить, поперхнулся, закашлялся и, взяв неверную интонацию, проблеял:
– Все это глупости. Место женщины – у плиты. Ну, или у окошка, чтобы ждать мужа-добытчика.
Альмухамедов поморщился. Антон, почуяв неладное, зачастил, потом сбился, скомкав окончание фразы в непроизносимый узел звуков. Егор сохранял ледяное спокойствие.
Когда
