в грязи, и мои ногти выглядели так, словно я только что выкопался из могилы. Теперь же всё было в полном порядке: под ногтями идеальная чистота, ладони белоснежные, как после мытья с мылом. Грязь осыпалась с меня, будто листья с деревьев по осени. Похоже, в душе отныне не будет необходимости. Да и нужно ли мне в новой жизни что-нибудь кроме крови?
За дверью снова послышались шаги. Идущий немного пришаркивал левой ногой. Сказывалось старое ранение. Я с улыбкой узнал походку отца. Он как раз тот, кто мне нужен. Уверен, папа сможет просветить меня насчет происходящего.
Окошко приоткрылось, и в камеру заглянул отец. В отличие от Димы он не светил фонариком мне в лицо. У него в руках была небольшая керосиновая лампа, дающая мягкий рассеянный свет.
– У тебя все в порядке? – первым делом спросил он.
Я усмехнулся. О да, конечно, у меня всё прекрасно. Только я умер, но это такие мелочи. Заметив выражение моего лица, отец печально улыбнулся.
– Я принес тебе лампу. Нечего сидеть в темноте.
Он просунул руку через окошко, предлагая мне взять керосинку, но я замялся. Отчего-то не хотелось лишний раз касаться этой штуки. Все-таки огонь. Мало ли. Я упустил момент, когда во мне проснулся бесконтрольный страх перед пламенем.
– Спасибо, мне и так неплохо, – вежливо отказался я, поражаясь своему голосу. Он был настолько не похож на мой привычный тембр, что мне невольно захотелось обернуться и посмотреть: может, это кто-то другой говорит за меня.
– Как хочешь, – папа не настаивал. Он сделал шаг назад и собрался захлопнуть смотровое окошко, но я не дал ему этого сделать. Моя рука намертво заклинила створку. Слишком много вопросов требовали немедленных ответов, чтобы так запросто отпустить его.
– Что происходит?
Отец обернулся, наши взгляды встретились. Я думал, что увижу грусть в его глазах, но вместо этого с удивлением наткнулся на сожаление и еще, пожалуй, вину. Папа выглядел так, словно совершил что-то поистине ужасное и теперь ему невыносимо стыдно. Мне стало не по себе, желание узнать, что здесь творится, рассеялось, как туман после сильного порыва ветра.
– Тебе пока лучше посидеть в камере. Для твоего же блага, – вместо ответа произнес отец. Я не стал возражать и позволил ему уйти, хоть и порядком устал от заявлений, что всё делается исключительно ради меня.
…– А вот и я!
Должно быть, с того момента, как я снова остался один, прошло часа два. Ориентироваться в помещении без окон было непросто. Я успел порядком заскучать, когда за дверью раздался жизнерадостный голос брата. Ничто не способно его расстроить! Я чуть не умер, а он идет, насвистывает себе под нос, и, судя по голосу, с настроением у него полный порядок.
Дима привычно закопошился с той стороны двери, и в камеру закатилась очередная бутылка с кровью.
– Вы меня кормите, как на убой, – кисло пошутил я.
