в попытках вырваться. Но силы уходили быстро.
Рука бородача опустилась ей на грудь. Его голос был напряжен и прерывист:
–Не бойся, с девочкой все будет хорошо. Серый ее просто держит, аккуратно, по-доброму. Давай ты нас быстро обслужишь, и мы больше никогда не увидимся. А если нет… тогда можем и поссориться.
Ирина замычала, и он ослабил ладонь.
–Я заражена!
–Да не гони. Я видел, что ты с дочкой в машине, а тут в палатке. Убить ее хочешь?
-Она тоже… мы обе больны!
-Я тебе не верю.
Бородач прижался к ее талии, и Ира обреченно ощутила, как хочет ее этот мужчина, и что его уже не переубедить никакими словами. Она с отчаяньем поняла, что ей придется сделать это.
–Ладно, ладно! Отпусти. Я все сделаю.
Бородач ослабил хватку, но было ясно, что он в любой момент готов сжать еще сильнее.
Ирина перевернулась на спину, трясущимися пальцами провела по щеке мужчины и медленно сняла с себя штаны. Посмотрела ему в глаза, внутренне молясь.
Он поверил. Его лицо разгладилось, и он тоже стал раздеваться.
–Не бойся, я аккуратно.
Как только он нагнулся к ремню, Ира резким движением выхватила из-под подушки нож.
-–
Лысый держал притихшую Лизу за плечи поодаль палатки и насвистывал песенку.
–Тох, ну ты долго там? Давай выходи!
Ничего не услышав в ответ, он нагнулся к Лизе и сказал:
–Стой здесь. Если пошевелишься, побью. Поняла?
Лиза кивнула и прижалась к стволу березы.
Лысый быстрым шагом подошел к палатке и заглянул внутрь.
–Ты задолбал, я тоже… Твою мать!!!
Он отшатнулся. На полу палатки, залитый кровью, хлещущей из перерезанного горла, лежал бородач. Противоположная стена палатки была разрезана.
–Лиза, закрой глаза!
Лысый все понял, но было слишком поздно. Сзади на него напрыгнула лёгонькая, хрупкая, но полная силы разъяренной львица женщина и воткнула, как коготь, острый нож ему прямо в сонную артерию.
Лысый упал рядом со своим товарищем и вскоре затих.
-–
От тяжелого запаха крови и зашкаливающего адреналина у Ирины кружилась голова. Она смотрела на два неподвижных тела у своих ног, минуту назад бывших здоровыми сильными мужчинами, и не могла поверить, что это сделала она. Она, просидевшая на кафедре двадцать лет! В сплошных выматывающих подработках и халтурках, устающая до того, что не могла приготовить себе ужин.
Откуда взялась в ней эта звериная сила и решимость, без единого колебания убившая их?
На самом деле, она понимала. Причина этого стояла в стороне с зажмуренными глазами, прижавшись к березке, и плакала.
Ирина никогда бы не смогла сделать то, что сделала, чтобы спасти себя. Не будь дочери, над ней бы просто надругались, а нож остался бы лежать нетронутым под подушкой.
Но
