прошлое – ужасное, бредовое прошлое, прошлое, на каждой странице которого они становились все более смешными, жалкими и не заслуживающими жалости, прошлое – наказание, прошлое – месть. Их будущее он отменил, перечеркнул, замазал до нечитаемого состояния множеством нервных зигзагов воображаемой авторучки по листу воображаемой рукописи. Они все перестанут существовать. Это можно устроить. Например, военные вместо своего обычного полигона разнесут в клочья поселок, которого все равно нет на карте.
И вот что странно – главное бремя вины он возлагал на Беду и Капитана. Если бы они дали Гитлеру ночевать в их землянке – так говорил себе Парус – он бы остался жив. Они жалели для него еду. Они не защитили его. Он также судил без малейшего милосердия и других обитателей поселка. Каждый предстал перед ним как соучастник. Даже бесформенная старуха – Парус считал ее бессмысленным и плохо прописанным персонажем – должна была понести свое наказание. И он решил, что Бацеха застрелит ее из охотничьего ружья, как чабан – дурную собаку, нападающую на ягнят.
Еще более странным было то, что затаенная злость Паруса не касалась Скока и Копыта. Эти два персонажа царили в поселке, они забирали у всех все, что захочется, они поклонялись только одному божеству – хромому идолу Бацехе. Теперь они съели маленькую, рыжую суку с черными усиками на морде. Именно тогда у Бориса Паруса родилось желание отделиться от простых граждан Кыхмы и встать рядом с ее правителями. Уйти от тех и примкнуть к этим.
Потом Гитлер как-то забылся, ему трудно было удержаться в короткой памяти жителя несуществующего поселка, переполненной ежедневными заботами, голодом, холодом, ссорами, пинками и оплеухами.
Теперь, стоя у сломанной калитки на темной улице, Парус слушал неистовые речи цепных ораторов, яростно выкрикивавших в соседних дворах свои беспощадные требования, без устали призывавших к кровавой расправе над чужаками.
И он вспомнил суку, которую прозвали Гитлером, которая не лаяла никогда, потому что у нее не было своего двора и ей нечего было сторожить. С этим воспоминанием волна старого равнодушия накатилась снова, смешавшись с ночным страхом безлюдной улицы.
Парус нарушил приказ – он оставил мотоциклы без присмотра, пересек темный двор и вошел в чужой дом.
Зажмурившись, он подождал, пока глаза привыкнут к яркому свету. Потом миновал прихожую, где с вешалок на стене свисали гроздья старой одежды. Вошел на кухню. Здесь все были слишком заняты, и появлению Паруса никто не придал значения. Бацеха – веселая, злая улыбка сияет на его лице – сидит, опираясь локтями на застеленный синей клеенкой стол. Он рассматривает сережки и маленькое колечко с красноватым камешком. Кумир с золотыми подношениями своих язычников-прихожан. Сует изделия из драгоценного металла в тугой карман ярко расшитого жилета. Наверное, будет подарок. Говорят, у него две жены на разных отарах.
Судя по обстановке,
