м как тогда, двадцать лет назад, на Индейском омуте.
Обрыв был высок, футов пятнадцати, но показался ещё выше, едва он подступил к краю. Коленки сделались вдруг слабыми. Тёмная глубина омута тянула к себе. А за спиной стояли молча шестеро мальчишек из Велосипедного Патруля Спрингвилла. Стояли и просто смотрели. Ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы знать это.
Но он обернулся.
Они смотрели каждый по-своему, одинаковым было лишь любопытство: прыгнет – не прыгнет? Долговязый Билл Конвей насмешливо морщил нос, Остин Хейсмит чуть отвёл глаза в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом, конопатые братья Энди и Марк Уиллинги даже улыбнулись слегка ободряюще, Том Макадамс равнодушно жевал жвачку… и только Эрик Холлоу, лидер ВП, смотрел прямо и неотрывно, сузив холодные серые глаза.
Секунды казались бесконечными. Несмотря на июньскую жару Арканзаса, по спине пробежал озноб.
– Ну, так как, будешь прыгать? – с ленцой в голосе спросил Эрик Холлоу, не отводя своего колючего взгляда – совсем как у какого-нибудь злодея из комиксов. Хотя нет, Эрик подражает не персонажам комиксов, для него кумир – старший брат Карл, который вернулся недавно с войны где-то в Европе и теперь разгуливал по Спрингвиллу с эмблемой «Белой Нации» на плече: чёрный круг с белой свастикой внутри. Эрик не раз уже заявлял, что в следующем году сделает себе такую же татуировку, только мало кто ему верил. «Белая Нация» – организация серьёзная, её подразделения разбросаны по всем восточным штатам, и юнцов вроде Эрика туда просто не принимают.
Но Эрик был лидером Велосипедного Патруля, самой крутой компании Спрингвилла, и от его решения зависело, кого примут в ВП, а кого нет.
– Мы же договаривались. Если хочешь вступить в ВП, ты должен прыгнуть. – Эрик растягивал слова так, как будто ему было невыносимо скучно. – Или, может быть, ты мамочкин сынок? Ты струсил, Джонни?
Он произнёс имя с такой издевательской вкрадчивостью, что не оставалось ничего иного, кроме как отвернуться к обрыву, сделать короткий рывок разбега, оттолкнуться – и шагнуть в пустоту.
Странно, уже в тот момент, когда его нога оторвалась от края обрыва, страха больше не было.
Были полторы секунды первой в его жизни невесомости. Бликующая тысячью солнечных чешуек тёмная поверхность воды пумой прыгнула навстречу, ветер туго хлестнул по лицу. Он успел сгруппироваться, вытянуться в струнку и зажмуриться, как учила когда-то, ещё в Детройте, мисс Грин, обучавшая их класс плавать и прыгать с вышки, но удар о воду оказался куда сильнее, чем он ожидал. Холодная вода в долю секунды выбила из его лёгких весь воздух, грудь сдавило тугим обручем, в ушах оглушительно клокотал шум миллиона пузырьков, которые он увлёк за собой с поверхности, пулей вонзившись в водную толщу. Глаза непроизвольно распахнулись – и вовремя: он едва успел уклониться от смутно различимого в зеленоватой воде валуна.
В самой нижней точке своей траектории он глянул вверх, туда, куда уплывали воздушные пузырьки, и озарённая полуденным солнцем поверхность омута показалась в тот миг бесконечно далёкой. До неё были миллионы и миллионы километров, световые годы, парсеки вязкой, неподатливой воды. Мучительно хотелось сделать вдох, лёгкие были пусты, сердце бешено колотилось где-то в горле. Отталкиваясь изо всех сил руками и ногами, он поплыл вверх, вверх, к свету…
Джон очнулся с судорожным вдохом, будто и впрямь вынырнул из воды. Целая секунда понадобилась на то, чтобы оценить обстановку и собственное положение в этой обстановке.
Он висел на фиксирующих ремнях ложемента практически головой вниз. Стучала в висках кровь, гулко и учащённо билось сердце. Ватная тишина в наушниках шлемофона. Перед глазами в тусклом аварийном освещении кабины плавали расплывчатые яркие пятна – мониторы и огни контрольной панели. Пришлось несколько раз с усилием моргнуть, чтобы зрение немного сфокусировалось. Так… посадочный модуль неподвижен и, судя по вектору силы тяжести, стоит (лежит?) почти на боку. Значит, аттракцион «русские горки» закончен.
Джон скосил взгляд на индикаторную панель гермошлема. Почти все огоньки горят зелёным… уже хорошо. Автономная система жизнеобеспечения скафандра работает в штатном режиме. Часы показывают, что без сознания он пробыл чуть более двадцати минут. Связи с «Мэйфлауэром» нет.
Индикатор слева внизу мигал короткими сериями по три красных блика: бортовой компьютер «Барсума» раз за разом пытался найти канал связи с кораблём, но не находил.
Едва Джон сделал первое движение, сразу дала о себе знать здешняя сила тяжести. Несмотря на ежедневные тренировки и обязательные восемь часов, которые каждый член экипажа должен был проводить в роторной секции «Мэйфлауэра», где поддерживалась псевдогравитация в 0,4g, за время полёта тело успело слишком привыкнуть к невесомости. Скафандр казался тяжёлым и неповоротливым. Элементарное в обычных условиях действие – спуститься на «пол», который совсем недавно был стеной – теперь
