карандашом. Президент склонился над ним в смешанном состоянии пытливости и заботы. Время от времени д-р Александер приостанавливался, дабы поразмыслить, бережно гладил свободной рукой прилизанные светлые волосы на затылке.
– Так что же Руфель [политолог]? – спросил президент. – Вы сумели его найти?
– Недостижим, – ответил д-р Александер. – Видимо, арестован. Для его же собственной безопасности, так мне сказали.
– Будем надеяться, – задумчиво произнес старик Азуреус. – Ну да неважно. Полагаю, мы можем начать.
Эдмунд Бёре, вращая крупными карими очами, рассказывал флегматичному толстяку (Драма) об удивительном зрелище, виденном им.
– О да, – сказал Драма. – Студенты-художники. Я знаю об этом.
– Ils ont du toupet pourtant, – говорил Бёре.
– Или просто упрямы. Если уж молодые люди берутся блюсти традицию, так с той же страстью, с какой люди зрелые свергают ее. Они вломились в «Klumbu» [ «Закуток» – знаменитое кабаре], поскольку танцульки оказались закрыты. Упорные ребята.
– Я слышал, parlamint и Zud [Верховный Суд] так до сих пор и горят, – сказал другой профессор.
– Плохо слышали, – произнес Драма, – потому что мы разговариваем не об этом, а о прискорбном посягательстве Истории на ежегодный бал. Они нашли запасы свечей, – продолжал он, опять оборотившись к Бёре, который стоял выпятив живот и глубоко засунув руки в карманы штанов, – и плясали на сцене. Перед пустым залом. В этой картине было несколько хороших теней.
– Полагаю, мы можем начать, – сказал президент, приближаясь к ним и, как лунный луч, проходя сквозь Бёре, чтобы уведомить другую группу.
– Но тогда это прекрасно, – сказал Бёре, внезапно увидев все в новом свете. – Надеюсь, pauvres gosses сумели повеселиться.
– Полиция, – сказал Драма, – разогнала их около часу назад. Но, думаю, пока это продолжалось, веселья хватало.
– Я полагаю, мы можем сию же минуту начать, – уверенно произнес президент, опять проплывая мимо. Улыбка его исчезла давным-давно, туфли еле слышно скрипели, он скользнул между Яновским и латинистом и покивал – да-да – дочери, которая тайком показала ему из-за двери вазу с яблоками.
– Я слышал из двух источников (одним был Бёре, другим его предполагаемый информатор), – сказал Яновский и так понизил голос, что латинисту пришлось нагнуться и ссудить ему ухо, поросшее белым пухом.
– А я слыхал по-другому, – сказал латинист, медленно разгибаясь. – Их взяли при переходе границы. Одного министра кабинета, личность которого в точности не известна, казнили на месте, а… – (он приглушил голос, называя бывшего президента страны), – привезли назад и посадили в тюрьму.
– Нет, нет, – сказал Яновский. – Лишь он один. Как король Лир.
– Да, конечно, так будет лучше, – с искренним одобрением сказал д-р Азуреус
