московской деньгой, – застенчиво потупился коновал. – Потом менять не надо. Отвар дюжину серебрях стоит да настой столько же, а уж зелье отдам и за полдюжины.
– Одна-ако! – покряхтев, больной потянулся к лежавшему в изголовье кошелю-кошке, прозванному так за то, что такие вот кошели частенько из кошачьих шкур шили.
Пальцы послюнявив, отсчитал денежку:
– Вот пока тебе половина – задаток. Остальное – как зелья да отвары свои принесешь.
– Сам не понесу, – обернулся на пороге Кузьма. – Есть у меня малец-оголец, зовут Сенькой. Пришлю – с отварами, ему и денежку передашь, господине.
Ерофей покачал головою:
– Не боишься мальцу своему доверять?
– А ты мне, господине торговый гость? – прищурившись, вопросом на вопрос отозвался лекарь. – Доверил ведь, хоть и половину. Пусть для тебя, чаю, и не велика сумма, а все ж – серебро. Ну да и Сенька у меня – парень честный. Самое главное – кулаки мои помнит да знает, что бежать-то ему некуда. Сирота – никому не нужон!
– Только ты, мил человек, до утра уж постарайся управиться. Мальца своего поскорее пошли.
– Поскорее?
– Я еще с полдюжины монет доплачу.
– Угу, – довольно кивнул Кузьма. – На том и уговорились. Жди, господине. Жди.
Проскрипели под сапогами сходни, зашуршала высокая полевая трава, коновал возвращался домой напрямик, поторапливался – это только кажется, что ночь длинная, до утра-то не так и много осталось.
Вернувшись на усадебку, коновал тщательно затворил за собой калитку, висевшую на ременных петлях, погладил вскинувшегося было навстречу пса да, не заходя в избу, зашагал к сеновалу, разбудил спящего там парня, подергал за ногу:
– Эй, Сенька, вставай! Зелье мне поможешь делать, потом, куда скажу, отнесешь.
– Угу, господине Кузьма, встаю уже… Вот!
Зашуршав соломою, отрок спрыгнул наземь, прихлопнул усевшегося на лоб комара.
– Инна в овине огонь разожги, – негромко приказал коновал. – Малую печячку.
– За травами в избу сбегати?
– Не надо. Сам принесу.
Немного и времени прошло, а в овине, в малой, обложенной камнями печи уже вздулось пламя, закипела в котелочке вода – варево.
– Чабреца подложи, – развалившись в уголке, на копне еще сыроватого, спрятанного от возможного дождя сена, приказал Кузьма. – Теперь мяты подсыпь… Да больше, больше! Теперя – толченых жаб. Сушеных червей добавь, вон они, в туеске…
– Знаю, господине.
– Знает он, – приподнявшись, коновал усмехнулся. – Смотрите, какой умник выискался! А ну-ка, подойди, отроче!
– Так варево ведь…
Кузьма повысил голос:
– Подойди, сказано! Голову опусти… Вот тебе, вот!
Отвесив мальцу несколько хороших затрещин, так, что по щекам отрока потекли слезы, лекарь потянулся и назидательно пояснил:
– Это
