вторая – настаёт очередь третьей, пятой, десятой, сотой… Но математика неумолима: когда число нуклеотидов переваливает за сотню с хвостиком, на простой перебор их комбинаций требуется больше времени, чем существует Вселенная.
В молекуле ДНК не сто, а больше трёх миллиардов пар нуклеотидов. На перебор их комбинаций жизни Вселенной тем более не хватит. То есть, вопреки теории Дарвина, эволюция происходит не стихийно во все стороны, а направленно. В основе мироздания лежит алгоритм, который помогает сразу выстраивать нуклеотиды наилучшими способами. Этот алгоритм на каждом шаге подсказывает природе, в какую сторону ей развиваться.
– Такой же алгоритм предстоит найти для Ковчега, – сказала Ева, и неожиданно старик согласился:
– Правильно! Именно поэтому Зубакин со своей группой пытался изготовить устройство, задающее алгоритм. Нечто такое, что позволяло бы на каждом шаге взаимодействия с Ковчегом выбирать из всех вариантов наиболее удачный.
Дальнейшим объяснениям помешал телефонный звонок Мунина. Вейнтрауб потребовал, чтобы Ева ответила. Историк нервничал, спрашивал об анализах ДНК, нёс какую-то чушь о своём родстве с Евой…
– Мне сейчас не до шуток. Абсолютно, – сердито сказала Ева, оборвала разговор и снова повернулась к старику:
– По-вашему, русские знали про скорое обретение Ковчега и готовились к расшифровке скрижалей?
– Я понятия не имею, о чём они знали, – пожал плечами Вейнтрауб. – Но я вижу, чем они были заняты. Группа Зубакина решала сугубо техническую задачу. Им поручили создать устройство для коммуникации с Ковчегом. Нечто вроде пульта управления с обратной связью… И не смотри на меня так, будто я выжил из ума. Это чистая логика. Даже у самого простого устройства есть кнопка включения-выключения. У лампочки, например. Твой смартфон сложнее лампочки, поэтому и управляется сложнее. Ковчег несоизмеримо более сложен, чем смартфон, и всё же это устройство, с которым люди когда-то взаимодействовали… Кстати, зря ты так сурова с нашим юным другом. По-моему, это снова он.
Вейнтрауб кивнул на смартфон Евы, который звякнул несколько раз, извещая хозяйку о полученных сообщениях. Старик был прав, сообщения с картинками пришли от Мунина. Ева взглянула на присланные данные генетического анализа, на прямое указание своего родства с историком и, повинуясь команде Вейнтрауба, перезвонила.
– Ты там в Лондоне пьяный? Что за чушь собачья?
– Я трезвый, – ответил Мунин. – И это никакая не чушь. Мы с тобой родственники.
Ева выслушала сбивчивый рассказ историка, который подтверждали результаты теста ДНК. Генетический анализ не определял в точности степень родства, он показывал его вероятность, но Ева знала, насколько это серьёзно. И главное, она знала одну из двух клиник, названных Муниным. Клиника принадлежала Вейнтраубу и выросла из биологической лаборатории, для которой Ева когда-то разрабатывала математику. Ошибки быть не могло: если сравнение результатов
