style="font-size:15px;"> «Встретимся на той стороне. Найди меня там».
Девушка ещё раз огляделась. Бетонная стена с граффити, запах поездов. Зелёный забор, стройка, гравий, магистраль. Позади не было ничего и впереди тоже. И о себе она ничего не знала.
«Найди меня».
Прижав руку к животу, девушка двинулась вперёд.
Серый город
Последняя тарелка отправилась в сушку. От раковины поднимался пар, посуда блестящими рядами выстроилась над мойкой, что-то капризно напевая стекающими каплями. Под резиновыми перчатками до локтей скопилась вода и остатки моющего средства. Девушка брезгливо потёрла красные сморщенные пальцы, помыла руки и выключила гудящий кран.
Повара и официанты давно ушли, оставалась только она да уборщица.
Девушка воровато оглянулась, словно кто-то мог понять, что она делает, присела на корточки, открыла ящик и вытащила новую сковороду. На днище белела этикетка. Это был Знак.
Первый она нашла случайно в кармане джинсов. Второй попался вместе с набором новых документов, который ей оформили после того, как медицинское обследование показало, что бродяжка с амнезией дееспособна. Ждать пришлось долго, люди из социальной службы сперва полгода искали её родственников и ждали, что вернётся память.
Конечно, полноценным членом общества она так и не стала, паспортной карточки бродяжке не полагалось, но та же социальная служба устроила нелюдимую девушку посудомойкой в приют для бездомных и выделила койку в общежитии.
Ни на что большее она и не рассчитывала. Ей было трудно. Все люди вокруг что-то делали, у них была какая-то цель, какой-то смысл, они знали, ради чего жили. А у неё, вырванной из времени и пространства, были только странные надписи.
Она не понимала Знаков.
Совсем.
Девушка точно знала, что это они, и ничто не могло бы её переубедить. Но Знаки абсолютно ничего ей не говорили. Сперва она надеялась, что смысл раскроется, когда их соберётся больше. Но раз за разом это были просто странные надписи, набор букв или символов.
Наверное, если бы она была умнее, то могла бы попробовать их расшифровать, но ей с трудом давались даже фильмы и песни. Простенькие детские мультики, которые крутили в отделении для отказников, состоящие из ярких цветов и сплошных сюжетных повторов, она очень любила, но стоило в отделении появиться деткам постарше, как мультики сменялись чем-то совершенно невнятным.
После просмотра такого у неё давило лоб и виски, словно голову старались пропихнуть в кастрюлю не по размеру.
Надзиратели говорили что-то про культурный контекст, иногда подсовывали ей развивашки или приводили психолога. Она злобно говорила всё, что от неё хотели, делала всё, что требовали, а потом убегала в комнату спать.
День сменялся днём, и всё было серым, словно та бетонная стена, которая встретила её в этом мире.
Воспоминания о побеге поблёкли,
