Лощиной по-светлому вряд ли потянет? Слишком открытое место. Скорее всего, пересечет вон ту кривую балочку и свернет на закрайку леса. Если сумею, не подшумев, быстро обогнуть сопку, появится шанс перехватить его на следующем распадке. А что? Попробую. Взять с подхода скрадом все равно не получится. Снега хоть и немало вроде навалило, но он еще не успел осесть, утрамбоваться как должно, а потому опавший неперепревший лист из-под него гремит на всю округу. Ясное дело – издалека меня услышит и тут же на рысь перейдет. И тогда все – облом. Пиши пропало».
Обходной маневр, вопреки ожиданиям, занял не меньше получаса, хотя поначалу предполагал, что на это уйдет не более пятнадцати минут. Где-то на середине пути уткнулся в такую непролазную крепь, что просочиться через нее, не всполошив при этом всю лесную живность на многие километры в округе, было просто нереально. Пришлось забирать пошире, поохватистее. Потому и добрался до следующего распадка в соплях и мыле, вывалив язык на плечо. Отплевался, согнал хрипоту. Но сердце еще долго заходилось, бухало в груди, как набатный колокол.
Появился дикий соблазн вылезти на самый гребень горы, чтобы оттуда отсмотреть медленно бредущего вепряка. «Нет, пожалуй, что не стоит, – вовремя одумался. – Даже если и увижу, это ничего не даст. Там же до подножия будет не меньше четырехсот метров. А у меня все-таки не «СВД». На таком расстоянии надежно завалить такую тушу вряд ли получится. А при легком ранении он пойдет и пойдет километры наматывать. И пластайся потом за ним по тайге сутками в призрачной надежде на то, что он на очередной лежке кровью истечет».
Спустился ниже по распадку. Нашел максимально удобное место для засидки, с которого хорошо просматривалась лесная закрайка на обе стороны. На совесть обтоптался, обломал все сухие ветки в непосредственной близости, чтобы в самый неподходящий момент некстати под руку не попались. Снял автомат с предохранителя, пристроил в широкой развилке заваленного бурей тополя, обслюнявив палец, еще раз надежно проверил ветер и замер, весь превратившись в слух.
Минуты щелкали одна за другой, но в лесу по-прежнему стояла гробовая, ничем не нарушаемая тишина, как в едва остуженном молодом горельнике. Он словно вымер весь. Ни шебуршни мышиной, ни птичьего щебета. «А вдруг он все-таки в лощину ломанул? – услужливо заворочались в голове каверзные мыслишки. – А я только напрасно здесь время теряю? Жду, как простачок наивный, вчерашний день?» И только когда уже начало ощутимо прихватывать морозом вспотевшую спину и ноги в надетых на один носок, плотно зашнурованных берцах, донесся наконец из-за недалекой, невысокой гривки сухой негромкий треск кустов.
Кабан продрался на чистое, с силой втянул в себя воздух, издав громкое протяжное сопение, и застыл как вкопанный, словно его моментально стреножили. Хвост задрал вопросительным знаком, клыкастая заостренная морда высоко приподнята. «Только б ветерок не поменялся! – похолодело в груди у Андрея. – Только бы от меня
