разговору, вышла в коридор.
– Что ты намерен предпринять, когда окончательно выздоровеешь? – прервал молчание Баташов-старший.
– О чем maman может разговаривать с моей Дуняшей? – думая о чем-то своем, в свою очередь, спросил Аристарх, не обратив внимания на вопрос отца.
– Мало ли о чем могут говорить женщины, – неопределенно ответил Евгений Евграфович, – во всяком случае, не о погоде!
– Я боюсь, что maman станет развивать свою любимую тему о дворянской породе…
– Вполне может быть, это ее любимый конек, – согласился генерал, – только я боюсь, что твоя невеста не поймет ее.
Услышав из уст отца слово «невеста», Аристарх облегченно вздохнул.
«Слава богу, – подумал он, – отец понимает меня лучше, чем maman. И теперь мне не придется пускаться в болезненное объяснение моих чувств».
– И все-таки, что ты намерен предпринять, когда окончательно выздоровеешь? – повторил свой вопрос генерал. – Я успел побеседовать с твоим доктором, так вот, он заверил меня, что недели через две тебе будет предоставлен лечебный отпуск.
– Я знаю, рара́. Если ты не будешь против, то мы с Дуняшей хотели бы остановиться в имении…
– Ну, что же, если не хотите жить в Петрограде, отправляйтесь в имение, – согласился отец. – Тогда у меня к тебе будет просьба…
С этими словами, Евгений Евграфович подошел к столу с письменными принадлежностями, за которым раненые писали родным письма, взял чистый лист бумаги и быстро черкнул несколько слов. Потом вложил исписанный лист в конверт и, запечатав его, протянул Аристарху.
– Вот! Вскроешь, когда приедешь в имение, – глухо промолвил генерал и, проследив, как сын бережно вложит конверт в свою потрепанную офицерскую сумку, добавил: – В нем ты найдешь, возможно, то, чего тебе сейчас не хватает…
В это время с шумом распахнулась дверь, и в комнату влетела раскрасневшаяся Варвара Петровна.
– Ну, спасибо, сынок, за невестку, которая ни во что не ставит твою родную мать! – выпалила она, с надеждой оглядев мужа и сына. Не заметив в их лицах видимого согласия, разразилась слезами, надеясь хоть этим разжалобить Аристарха и вырвать у него обещание хотя бы повременить с женитьбой.
Мужчины начали неумело уговаривать ее успокоиться, но добились лишь обратного. Услышав рыдания матери, в комнату испуганно впорхнула Лиза и, увидев заплаканную мать, тоже пустила слезу.
– Ну вот, теперь вы точно зальете слезами не только эту палату, но и весь дворец, – с деланой бодростью в голосе промолвил генерал и, вытащив из кармана носовой платок, начал по очереди осушать слезы на глазах рыдающих женщин.
Аристарх тоже хотел хоть как-то успокоить мать и сестру, но ни его уговоры, ни увещевания не помогали. Женщины ждали, что под напором их слез он наконец-то сдастся и покорится родительской воле. Но Аристарх был непоколебим. Это стало очевидно, когда он, увидев через
