в зооветтехникуме, затем в сельскохозяйственном институте; работал в газетах, с молодых лет печатал рассказы в журналах.
Гораздо важнее внутренняя, духовная биография. Благодаря родителям, в раннем детстве Чингиз овладел русским языком, вошел в мир русской культуры. В те же годы его духовной наставницей стала бабушка, подарившая внуку богатство киргизских народных сказаний, легенд и мифов. Она увозила его к себе в горы, на летние кочевки, где проходили киргизские празднества, состязания сказителей-импровизаторов, открывших мальчику музыку родного языка.
В духовном взрослении Айтматова решающими стали драмы и трагедии, которые переживал его народ. Когда Чингизу было десять лет, его отец, Торекул Айтматов, видный партийный работник, подвергся сталинским репрессиям: был арестован и погиб в концлагерях.
Подростком Айтматов встретил Великую Отечественную войну. После окончания шестого класса работал секретарем сельсовета, учетчиком тракторной бригады. Он увидел слезы и голод своих односельчан, работая короткое время налоговым агентом. Это уже не биография, а судьба, которую он разделил со своими земляками. Именно тогда Чингиз начинает осмыслять трагический опыт истории ХХ века.
В 1958 году Чингиз Айтматов опубликовал в Москве свою знаменитую повесть «Джамиля», переведенную на десятки языков, и мир признал в нем писателя мирового звучания. К его мнению прислушиваются, его книг ждут.
В последние годы жизни Чингиз Айтматов находился на дипломатической работе в Европе, хотя его призванием по-прежнему оставалась литература.
Владимир Воронов
Плаха
Часть первая
I
Вслед за коротким, легким, как детское дыхание, дневным потеплением на обращенных к солнцу горных склонах погода вскоре неуловимо изменилась – заветрило с ледников, и уже закрадывались по ущельям всюду проникающие резкие ранние сумерки, несущие за собой холодную сизость предстоящей снежной ночи.
Снега было много вокруг. На всем протяжении Прииссыккульского кряжа горы были завалены метельным свеем, прокатившимся по этим местам пару дней тому назад, как полыхнувший вдруг по прихоти своевольной стихии пожар. Жутко что тут разыгралось – в метельной кромешности исчезли горы, исчезло небо, исчез весь прежний видимый мир. Потом все стихло, и погода прояснилась. С тех пор, с умиротворением снежного шторма, скованные великими заносами, горы стояли в цепенеющей и отстранившейся ото всех на свете стылой тишине.
И только все настойчивей возрастающий и все прибывающий гул крупнотоннажного вертолета, пробирающегося в тот предвечерний час по каньону Узун-Чат к ледяному перевалу Ала-Монгю, задымленному в ветреной выси кручеными облаками, все нарастал, все приближался, усиливаясь с каждой минутой, и наконец восторжествовал – полностью завладел пространством и поплыл всеподавляющим, гремучим рокотом над
