сухо процедил Макс, продолжая из последних сил шагать по дорожке, – что Павел восстанавливался ментально, ранения он не получил. В отличие от меня и Стаса. Стас вон вообще еще с кровати не встает!
– Потому что у Стаса ранение было серьезное, задета печень. А у тебя – всего лишь в ногу, причем кость осталась нетронутой. Неделя уже прошла, а ты все ковыляешь!
– Во-первых, не неделя, а шесть дней, а во-вторых, мне доктор вообще категорически запретил перегружать ногу, швы только вчера сняли.
– Чего ж тогда перегружаешь?
– Надоело валяться в постели, да и вы постоянно недовольны, любимчиком своим мне в нос тычете!
– А тебя это напрягает? – усмехнулся Ламин. – Может, ревнуешь?
– Вы не самочка, Аскольд Викторович, чтобы я вас ревновал. А насчет вашего отношения к гибриду – да, меня напрягает ваша излишняя восторженность. Вы абсолютно уверены в Павле, а он, между прочим, едва не начал вспоминать. Когда увидел ту свою девку. Хорошо, что я прихватил с собой сыворотку.
– Да, девица нам чуть всю операцию не провалила, – поморщился Ламин. – И откуда она вообще там взялась? Зачем Венцеслав ее взял с собой?
– Это уже неважно – откуда, зачем.
– А что важно?
– А то, что эта… как ее… Моника – она представляет собой реальную угрозу нашему плану. Что будет, если Павел снова с ней встретится?
– Мы не допустим их встречи.
– Каким образом? Всего, как видите, предусмотреть невозможно. К тому же – может, мне и показалось – но Павел там, в лесу, действовал… как бы это сформулировать…
– Да уж постарайся, – нахмурился Ламин.
– Словно у него произошло раздвоение личности. Одна была на нашей стороне, а вторая – против. Я почти уверен, что именно Павел не позволил мне пристрелить Дворкина.
– Аргументируй.
– Никто из команды человеческих менталистов не мог видеть упавшего возле машины Дворкина, его скрывал корпус джипа. А Павел – видел. И я не смог пристрелить одну из наших главных проблем.
– Не уверен, что ты прав, но с доктором нашим поговорю, – задумчиво произнес Ламин. – И эта его оговорка, когда он в себя пришел…
– Какая?
– Он сказал «мама Марфа», а не «мама Магда». То есть назвал имя той, кто его реально вырастила и заменила ему мать. Подсознательно назвал, причем даже не заметил этого.
– Ну вот, видите? Раздвоение!
– Ладно, примем меры.
И Ламин направился к выходу из тренажерного зала.
– Так что насчет этой девицы, Моники? – крикнул ему вслед Макс.
– Займись ею.
– С удовольствием.
Глава 4
– Боюсь, что удовольствия ты получишь мало, – усмехнулся Ламин, остановившись в дверях. – Ты не забыл, что эта девица – одна из двух оставшихся у следствия свидетельниц в деле Сигизмунда Кульчицкого? И теперь, после нападения и похищения
