напоминала скорее роскошную загородную гостиницу с газонами и тропинками для прогулок, с удобными скамейками, где посетители и сотрудники могли отдохнуть. Я всегда оставляла машину на служебной стоянке и пользовалась черным входом, подальше от отделения «Скорой помощи». Мой коллега Беннетт обзывал меня гермофобом, но у меня были на то веские причины: только начав здесь работать, я подхватила жуткий вирус. В первую же зиму я слегла с бронхитом и так сильно кашляла, что повредила себе ребро. После чего у меня обнаружили стрептококк, потом опять что-то вирусное, потом непонятно отчего выступила сыпь.
В нижнем ящике стола у меня всегда лежал антисептик, и я держалась в метре от посетителей, чтобы не пожимать им руки. Беннетт говорил, что со мной люди чувствуют себя неловко. Зато я не болела.
«У тебя выработался иммунитет», – говорил он. Однако рисковать я не собиралась.
Обычно я поднималась по лестнице, сторонясь лифта – самого ненавистного мне достижения техники. Раздвижные двери, единственный выход, стальная коробка. Я обходила лифты за версту, по очевидным причинам избегая замкнутых пространств.
Единственные признаки жизни в это время дня подавал сувенирный магазинчик. Из кафетерия дальше по коридору доносились запахи завтрака, но обычная утренняя суета еще не началась. Открыв ключом дверь с лестничной клетки на третьем этаже, я вышла в пустой коридор. Наше крыло было закрыто для пациентов, сюда входили только сотрудники, набрав код на двери в одном конце коридора или отперев дверь с черного входа в другом. Предосторожность больше касалась не офисов, а больничной аптеки и ординаторской.
В такой ранний час большая часть административного персонала еще не подошла, хотя впечатление могло быть обманчивым. Сотрудники передвигались неслышно – все носили кроссовки на резиновой подошве или кроксы. Пришлось отказаться от каблуков, иначе мое приближение слышалось за версту и нервировало даже меня.
Мой кабинет находился посередине коридора, и тут же за углом – больничная аптека и ординаторская, стратегически расположенные друг напротив друга.
В другом конце коридора, за двойными дверями, ведущими в палаты пациентов, мелькали тени. Я остановилась у входа в ординаторскую и заглянула в маленькое прямоугольное окошко. Спиной ко мне стояла шатенка с вьющимися волосами и смотрела в телефон. Ординаторская была открыта для медсестер всех отделений, но эту женщину я не узнала.
Я осторожно попятилась к аптеке. Затаив дыхание, опустила локоть на ручку двери, чувствуя, как она подается.
Охрана у нас была не самой строгой, и мне, как никому, полагалось об этом знать. Я входила в комитет, изначально утвердивший список приоритетов больницы, исходя из наших потребностей и возможностей. Лишних средств у нас никогда не водилось, так что организация системы безопасности стояла в самом конце списка. Сошлись на охране в реанимации и полиции в приемном покое. В остальной части режим остался более свободным, особенно после того, как на входах в закрытые зоны установили кодовые замки. Мало кто запирал
