style="font-size:15px;"> – Так, я вижу, вы уже отворили ей кровь. Моей сестрице.
– Я собирался вылить, – говорит Джеймс, покраснев. – Как это я запамятовал! Прошу прощения.
– Успокойтесь, доктор. В конце концов, это то же самое вещество, что дает жизнь и мне, хотя мой-то бульон покрепче. А теперь, сэр, я буду вам очень признателен, если вы отворите сосуд вот здесь, – и пастор стучит пальцем у правого виска. – Торн так уже делал, и я полагаю, что получу большое облегчение.
Джеймс смотрит на пастора, пытаясь уразуметь, сколь серьезны его слова.
– Кровь, – говорит он, – циркулирует по всему организму – забрать ее в одном месте все равно что забрать в другом.
– Такова, должно быть, теория, тут вы правы, однако я испытываю избыток кровотока, полнокровие, именно в области головы.
– Но это может быть опасно. Причем без всякой надобности.
– Ну уж нет, друг мой, только не для человека с вашими талантами.
– Вы спутали меня… с тем, кем я был раньше.
– Делайте свое дело, дружище, а я буду сидеть недвижно, как камень.
Дабы подтвердить свое намерение, его преподобие усаживается на табурете, не шевелясь, словно позируя для портрета. «Откажусь, – думает Джеймс, но потом возникает другая мысль: – А почему бы и нет? Раньше я мог проделать это с завязанными глазами. Дьявол побери нас обоих. Сделаю».
Он раскладывает широкий носовой платок на плече у пастора, выбирает ланцет и наклоняется к его виску, рассматривая кожу под коротко остриженными, светлыми с проседью волосами. Избавившись на короткий миг от всех сомнений, он вводит острие ланцета в плоть, непроизвольно содрогается, тут же справляется с собой, заходит глубже. Слышит шумное, частое дыхание, полагая, что пастора, но потом осознает, что собственное. Струйка крови, извиваясь, течет по подбородку. Пастор просит сквозь зубы: «Глубже, доктор, еще глубже».
Но вдруг что-то происходит, что-то ужасное, как во сне, когда череда привычных образов без всякого предупреждения оборачивается чем-то примитивным и жутким и спящий пытается вырваться из своего кошмара. Спазм, словно его руку пронзил электрический разряд, судорожное сокращение мускулов или бог ведает что еще. В одно мгновение добрая половина лица пастора оказывается залитой кровью. Ланцет падает из рук Джеймса, а за ним и миска, забрызгивая кровью рубашку пастора. Его преподобие охает, кренится на бок, будто подбитый корабль, хватается за голову. И вдруг очень спокойным голосом говорит: «Помогите мне, Джеймс». Джеймс убегает. Прочь из комнаты пастора, к себе. Проходят секунды, может быть, даже минуты, прежде чем он находит в себе мужество вернуться; минуты, пока он в ярости сверлит взглядом свой плащ, висящий на гвозде с внутренней стороны двери. Потом он хватает все белье, какое попадается под руку, – рубашку, ночной колпак, кусок полотна, которым обычно вытирает себе лицо, – и мчится обратно к пастору, как любовник в фарсе.
Пастор лежит на кровати, зажав рану рукой. Джеймс падает рядом
