устремила на работорговца гневный взгляд своих темных глаз, в которых слезы словно превратились в искры.
Том покорно встал навстречу новому хозяину и взвалил на плечо тяжелый сундучок. Жена с дочкой на руках пошла проводить его, мальчики, плача, побрели следом за ней.
Миссис Шелби остановила Гейли и горячо заговорила с ним о чем-то, а тем временем семья уже подошла к стоявшей у дверей тележке. Вокруг нее собралась толпа – все негры, и стар и млад, пришли проститься со своим товарищем. Тома уважали в усадьбе, как старшего и как наставника, и его горю сочувствовали все, а особенно женщины.
– Хлоя, а нам, видно, тяжелее расставаться с ним, чем тебе, – сказала сквозь слезы одна негритянка, глядя на окаменевшее в суровом спокойствии лицо тетушки Хлои.
– Я свои слезы давно выплакала, – ответила Хлоя, бросив угрюмый взгляд на подходившего к тележке работорговца. – Не хочу убиваться на глазах у этого изверга.
– Садись! – крикнул Гейли, пробираясь сквозь толпу негров, которые хмуро поглядывали на него.
Том сел в тележку, и Гейли, вытащив из-под сиденья тяжелые кандалы, надел их ему на ноги.
Приглушенный ропот пронесся в толпе, а миссис Шелби крикнула с веранды:
– Мистер Гейли, это совершенно излишняя предосторожность, уверяю вас!
– Как знать, сударыня. Я здесь уже пострадал на пятьсот долларов. Хватит с меня и этого.
– Чего еще от него ждать! – с негодованием сказала тетушка Хлоя.
А мальчики, которые только сейчас поняли, какая участь уготована их отцу, уцепились за юбку матери и застонали, заплакали во весь голос.
– Жаль, мистера Джорджа нет дома, так я с ним и не попрощаюсь, – сказал Том.
Джордж отправился в соседнее поместье погостить день-другой у приятеля и, выехав ранним утром, не подозревал о беде, постигшей их верного слугу.
– Передайте от меня поклон мистеру Джорджу, – с чувством сказал Том.
Гейли стегнул лошадь, и Том, до последней минуты не отрывавший печального взгляда от родных мест, скрылся за поворотом дороги.
Мистера Шелби тоже не было дома. Он продал своего лучшего слугу, подчиняясь крайней необходимости, с тем чтобы вырваться из лап человека, внушавшего ему страх, и когда сделка была закончена, прежде всего облегченно вздохнул. Но упреки жены пробудили в нем дремавшую совесть, а мужество и бескорыстная преданность Тома только усилили его недовольство самим собой. Как ни старался он убедить себя, что имел право продать невольника, что так поступает каждый хозяин, сплошь и рядом даже без особой на то нужды, все было тщетно, неприятное чувство оставалось, и, не желая присутствовать при тяжелой заключительной сцене этой драмы, он уехал по делам в надежде, что к его возвращению все будет кончено.
Том и Гейли тряслись по пыльной дороге, минуя одно знакомое место за другим. Наконец усадьба осталась позади, начался поселок. Проехав по нему с милю, Гейли остановился около кузницы, захватил с собой пару наручников и велел
