такого.
Мама трет лоб.
– Думаю, мне вино не пошло.
Папа смеется.
– Хочешь переключиться на что-то покрепче?
Но мама так легко не сдается.
– Вижу, вы, мальчики, не понимаете. Есть гражданский долг. Этот человек похитил тебя и, насколько мы знаем, до сих пор на свободе и может похитить кого-то еще. Ты, Джон, должен делать все возможное, чтобы предотвратить это, призвать его к ответу. Ты должен рассказать свою историю, чтобы о ней все знали. Но ты сидишь здесь и часами говоришь об этом со своей подружкой Хлоей, а толку от этого мало. Нужно говорить там.
Папа толкает меня ногой под столом. Подмигивает. Однажды он сказал мне, что моя мама – кошка, с ней нужно играть, давать ей возможность погоняться за ленточкой. Если разойдется, ее уже не остановишь. Она говорит, что мы все заслужили немножко солнца, бесплатной поездки и ей надоело сидеть дома, надоело смотреть, как я растрачиваю впустую время и не выхожу из комнаты. Папа пытается снять напряжение и отпускает шутку насчет того, что мама потому ухватилась за это предложение, что хочет найти доктора Макдрими.
Она не смеется.
– Вообще-то, Mакстими. Тот, который мне нравится, Макстими.
Папа смотрит на меня.
– Подключайся к разговору, сынок.
Но все пошло прахом, и толку от моих слов не будет. Мама вздыхает.
– Знаете, в отличие от вас обоих я живу в невыдуманном мире. И реальность такова, что, когда похитят какого-то другого ребенка, в «Эллен» будут говорить о нем. В новостях никто надолго не задерживается. Подумай об этом, Джон. Ты почувствуешь себя лучше, если приведешь свою жизнь в порядок. Это все, что я пытаюсь сделать для тебя.
Я вижу, что она уже дрожит, и проглатываю подступивший к горлу комок.
– Знаю, мам.
Когда я говорю, атмосфера в доме меняется. Объяснить это трудно. Тут и моя вина. И их тоже. Мы не знаем, как обедать вместе. Они привыкли к тому, что меня здесь нет. Мы все знаем, что каждому нелегко, что никто такого не ожидал.
Я больше не спрашиваю, можно ли выйти из-за стола и подняться в свою комнату. Я просто беру тарелку и ставлю ее в посудомоечную машину. Они ждут, пока я уйду, чтобы поговорить обо мне, но я всегда слышу их уже с верхних ступенек лестницы: «Ну что говорит психолог? И времени прошло не так уж много, когда-нибудь ему надоест сидеть в комнате, ведь так?»
Я закрываю дверь и вижу ее зеленый огонек. На душе сразу становится легче.
Хлоя.
Джон.
Привет.
Привет.
Цыпленок?
Лосось. Папа собрался в «Макдоналдс ЛОЛ».
Ха. У нас был цыпленок. Мама замышляет захватить управление полиции Нашуа.
Эх, пятница.
Эх, семьи.
Джон.
Хлоя.
Молчание. Так бывает иногда. Потом я снова вижу бегущие точечки, и меня омывает новая волна облегчения.
Извини.
