и подумать о теле. А еще важно ставить правильные вопросы. Но на первом месте чутье. Оно – ваш собственный маленький интернет, вот что такое чутье. Как вы размышляете над вашими сочинениями, так я размышляю над фактами.
Ло тут же цепляется за последнее слово.
– Факты, – говорит она, не спуская с меня глаз.
– Так или иначе, – продолжаю я. – Как выясняется, в деле одного из этих ребят возможно влияние некоего субъекта, о котором мы не знали до сегодняшнего дня.
Марко кивает. Как все дети Ло, он наполовину слушает, наполовину наблюдает. Вижу, что он уже пользуется мною, знает обо мне больше, чем следует. Ло раскрылась перед ним. Мой муж и его коробки. Знаешь, из-за них у него уже были неприятности. Пару лет назад его условно отстранили с испытательным сроком из-за того, что он не желал отказаться от своей теории насчет того, что эти смерти связаны между собой. Упрямство могло стоить ему работы, но посмотри – вечер за вечером опять сидит со своими коробками.
– В любом случае, – говорю я, – материал конфиденциальный, так что на этом придется поставить точку.
Мы снова говорим о Марко, его жизни, газете, соседях по дому и застольной игре для подвыпившей компании, в которой нужно трижды быстро произнести Нэнси Энн Сиэнси[29]. Мы тоже, как три идиота, каркаем: Нэнси Энн Сиэнси Нэнси Энн Сиэнси Нэнси Энн Сиэнси. Смотрю на Ло и думаю, какие неприятности ждут меня после обеда.
Встаем из-за стола, убираем тарелки. Марко снимает с зарядника телефон и притворно зевает.
– Мне, наверное, пора.
Ло хватает его за руку.
– Без десерта не уйдешь. – Просто пожелать спокойной ночи и разойтись она не может. – Шоколадные кексы любишь?
– Обожаю, – говорит он, и это сигнал мне.
Закладываю кексы в микроволновку. Ло и Марко обсуждают документальный фильм, который Ло должна посмотреть по «Нетфликс». Краем глаза наблюдаю, как на кексах тает глазурь. Марко смеется над чем-то, что сказала Ло. Она улыбается – приятно видеть, как дети реагируют на рассказанную тобой историю.
Я бы хотел, чтобы Марко был моим сыном. Я бы хотел, чтобы мой сын был Марко. Кексы крутятся и крутятся, а я думаю о том, что лучше бы Мэдди рассказывала о чем-то другом, а не о своем чертовом сне.
– Я не сумасшедшая, – говорит Ло. – А ты?
– Конечно, нет.
– Я за тебя опасаюсь, Эгги. Это же просто неумно. Одно дело, когда я, не вдаваясь в подробности, рассказываю что-то о нас, о тебе, но ты сильно рискуешь, делясь с детьми деталями каких-то особенных случаев. Что, если Марко, придя домой, напишет об одном из твоих дел? Он пишет о сердечном приступе, рассказ доходит до семьи, те звонят Стейси. И вот у тебя уже нет работы.
– Знаю.
Мы устраиваемся в постели, стараемся быть поближе друг к другу, но оба устали. Ставим фильм – «Американское великолепие» – и сидим в мерцании телевизора, как дети, задержавшиеся дольше положенного времени. Нам обоим по сорок девять. Мы оба из Род-Айленда.
Трудное для быстрого произнесения имя жены Винсента Альберта «Бадди» Сиэнси-младшего, который 21 год был мэром Провиденса (самое долгое мэрство в истории США), города, где происходит действие. Провиденс, столица штата Род-Айленд, – место, где родился и большую часть жизни провел Г. Ф. Лавкрафт. По-английски его название означает «провидение», «перст судьбы», а также «рок», «удел», «неотвратимость».
