для их удовлетворения достать негде. Хорошо, когда осознание этого факта приводит человека в систему социальной кооперации, но порой случается, что неспособность побороть страх, а также лень толкают человека на путь иждивенческого шовинизма – «Я имею права», «Я знаю свои права», «Вы ущемляете мои права», «Я требую больше прав». Существование в парадигме иждивенчества со временем формирует ложное чувство несправедливости, и людей, по натуре деятельных, энергичных, толкает на опрометчивые поступки. Здоровое общество должно иметь силы противостоять «психологии беженцев», не позволять себе мягкотелости, поскольку это нарушает право остальных членов общества на результаты своего труда. Депортация – наказание жестокое, равносильное смертной казни, но абсолютно необходимое для сохранения равновесия, стабильности.
Пауза. В зале повисла тишина, докладчик изучающе рассматривал слушателей. Люди, вчера получившие долгожданную поддержку, участие в своей судьбе, по-новому переосмысливали своё положение. Да, концепция поменялась, хотя с другой стороны, Опер не отменил советское «Человек человеку друг, товарищ и брат». Просто на первый план вышел армейский принцип: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим». Если трезво оценивать услышанное, то нам только что объяснили по-настоящему либеральную концепцию: «Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого». Остаётся на деле проверить, насколько широки мои права и тяжелы обязанности.
Между тем, Опер продолжал:
– Первым делом я отберу сейчас тех людей, чья ментальная карта позволяет судить о готовности принять реальность такой, какая она есть. С вами будет немедленно заключён контракт на месяц, по истечении которого все дальнейшие решения и действия принимаются самостоятельно. Называемый должен подняться и переместиться в левый сектор зала.
Интересно где они взяли эти ментальные карты и что это вообще такое? Единственное, что можно предположить – то молчаливое присутствие на вчерашнем блиц-опросе человека, увлечённого собственными ногтями, было совсем не случайным.
За несколько секунд Опер переместил в левую часть зала пятнадцать из девятнадцати человек, на своих местах остались три девушки и парень. Настроение всей нашей группы и в начале выступления Опера нельзя было назвать бодрым – чувствовалось напряжение, люди сидели тихо, лишь некоторые обменивались короткими фразами, наклоняясь к собеседнику. После проведённого отбора, оставшаяся четвёрка выглядела раздавленной: парень согнулся, закрыв лицо руками, упёртыми в колени, одна из девушек, отвернувшись, плакала, две других напряжённо смотрели на вершителя наших судеб. Как по мне, так ещё неизвестно кому записывать себя в ряды отверженных. Опер, отправляя нас в левый сектор, называл людей по фамилии и лишь трижды упомянул прозвища-клички, значит, восемьдесят процентов отобранных, никак не успели проявить
