сжала грибные споры, в другой – свой нож для жатвы, тот самый, что вонзила в череп Эген.
Вдруг она услышала тихий хруст веток и шелест листьев – кто-то подкрадывался к ней сзади. Тут до Ланы дошло, что Кельги на прежнем ее месте больше нет.
– Зачем прикидываешься, будто спишь?
Повисла тишина.
– Потому что чую смерть, – чуть слышно ответила Лана.
– Страшиться того, чего не понимаешь, – это мудро, – прокаркала старуха. – Но смерти никому из нас не миновать.
– Так ты пришла для того, чтобы ускорить мою?
Карга скрипуче рассмеялась, и Лану затрясло от страха. Она приготовилась к нападению.
– Зря ты не позволила мне забрать ребенка, – проскрипела Кельга.
Лана переменила положение тела. Она несколько мгновений размышляла над словами старухи – и вдруг все поняла.
– Так ты – дочь Кеоса. Прислужница смерти. Значит, слухи о расколе… все это правда.
– Я не прислужница, – спокойно ответила Кельга. – Смерть – моя тень. Он следует за мной повсюду. И сейчас он здесь, чтобы забрать дитя.
Мальчик уже не плакал, – видимо, усталость наконец взяла свое и он заснул. Лана бросила взгляд туда, где он лежал.
– И тебя.
Кельга нанесла удар с такой силой и быстротой, что Лана едва успела отпрянуть в сторону. Клинок, направленный ей в грудь, вошел глубоко в плечо. Лана извернулась и бросила Кельге в лицо зажатые в кулаке споры.
Старуха завизжала и отшатнулась, царапая щеки и глаза костлявыми пальцами. Но споры быстро сделали свое дело, и через несколько секунд она затихла. Лана с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, побрела в центр поляны. Кельга больше не опасна – споры, попавшие ей в горло, мгновенно прорастут, забьют трахею, и старуха задохнется, – так что можно осмотреть рану, благо ночь лунная.
Рана оказалась глубокой, к тому же нож пропорол мышцы, когда Лана рванулась от лезвия прочь. Если кровь не остановить – до дома не дойти. Зажав зубами одеяло, Лана одной рукой оторвала от него полосу ткани и начала перевязывать рану.
– Всегда настороже? Похвально, – прохрипела Кельга.
Лана обернулась. Старуха ползла по залитой лунным светом поляне. Губы знающей были измазаны рвотой, но дышала она свободно. Лана просчиталась: споры попали не в горло, а в глаза, которые стали такими же снежно-белыми, что и волосы старухи. Лана отошла на несколько шагов назад, но поняла, что даже сейчас спятившая карга все равно за ней следит: пусть глаз она и лишилась, но слух ей служил по-прежнему исправно.
– Ты всех нас предала, Кельга, но теперь ты слепа. И зелье, которым были помазаны твои глаза, чтобы ты могла видеть Шаенбалу, теперь не поможет. Ты никогда не вернешься в деревню.
Кельга издала смешок, похожий на кудахтанье.
– Я и не думала возвращаться. – Ее треснувший голос зазвучал
