Хромов, его зам, Батюшкин, и несколько начальников цехов. По залу бесшумно сновала секретарша Лидочка, миловидная, пышная блондинка лет тридцати с хвостиком. Все знали, что она любовница Хромова. Ей помогала буфетчица Арина Максимовна, работавшая в заводской столовой ещё с тех времён, когда директором был Никита Кузьмич. При виде Никиты Хромов расплылся в улыбке. Его широкое гладкое лицо напоминало масляный блин.
– Никита Кузьмич, дорогой, проходите, пожалуйста! Лида, усади гостя.
Лидочка метнулась навстречу Никите, аккуратно взяла его под руку, подвела к столу и отодвинула мягкое кресло.
– Садитесь, Никита Кузьмич.
Никите, с одной стороны, было лестно, что на заводе о нем там пекутся, с другой – давала о себе знать давняя боль. Он здесь никто, просто немощный старик, за которым надо ухаживать, а раньше был здесь хозяином, одно его слово – и все бежали выполнять приказания, слушались беспрекословно… Он уселся в кресло, и Лида тут же положила ему на колени белую полотняную салфетку.
– Что пить будем? – Хромов нетерпеливо потёр ладони. – Как всегда, коньячку?
– Как всегда, – пробурчал Никита Кузьмич.
– Сань, наливай, – велел директор Куролесову.
Тот аккуратно плеснул в стопку дорогущего армянского коньяка. Лида положила в тарелку Никите оливье, тарталетку с икрой и кусок осетрины горячего копчения.
– Пирожки берите, – проворковала Арина Максимовна, выныривая откуда-то сбоку с огромным блюдом в руках. – Эти, круглые, с мясом, продолговатые с капустой.
Пироги у Арины были знатные, Никита это знал. Он взял пару пирожков и надкусил тот, что с мясом.
– Красота! – пропел Хромов и поднял рюмку с водкой. – Ну, Никита Кузьмич, за вас!
– Зачем за меня, – нахмурился Никита. – Вон праздник на носу. Давайте лучше за него.
– За него успеем. Мы ж никуда не торопимся, а закуски вон сколько. – Хромов оглядел стол хозяйским взглядом. – За Никиту Кузьмича, отца родного и учителя!
Все захлопали в ладоши. Хромов с шумом втянул носом воздух и опрокинул рюмку, тут же схватил с тарелки тарталетку и целиком отправил ее в рот. Никита поморщился и выпил коньяк. Сразу же внутри разлилось приятное тепло. Ему захотелось выпить ещё. Хорошо, что они не позвали Надю – та не дала б ему ни стопки принять. Никита подцепил на вилку осетрину.
– Еще? – Куролесов уже услужливо наклонил бутылку.
– Давай.
После третьей рюмки настроение у Никиты Кузьмича стало вполне сносным. Его уже не раздражала ни круглая, лоснящаяся физиономия Хромова, ни широкий и вертлявый зад Лидочки, ни гнусавый бас Батюшкова. Ему захотелось пообщаться, и он жестом подозвал к себе Куролесова. Тот уселся рядом.
– А щенок твой ничего, сукин сын, – с усмешкой произнёс ему на ухо Никита. – Умный, собака, все понимает. Озорует только иногда.
– Ну что ж ему не озоровать, если он ребёнок ещё, – философски заметил Сашка. – Вырастет,
