говорил, что надо бы взять в приюте настоящего – но такое не по мне.
– А в поезде, чтоб ты знала, есть и другие дети. Настоящие.
– Перестань, – бросила она равнодушно. – Ну и что нам с тобой делать? Даже если ты мне горло перережешь, я успею всё взорвать.
– Зачем?
– Мне осталось жить несколько недель. И кто, по-твоему, виноват? Такие вот богатенькие бездельники, как пассажиры этого поезда. Знаешь, сколько стоит билет в такой вагон? Да я за полгода на фабрике меньше зарабатывала! Этот доктор в больнице, сволочь, давай на меня орать, что ж я раньше не пришла. А когда – раньше? Я работаю каждый день по двенадцать часов! Эти гады, – она неопределённо дёрнула плечом, – могут себе позволить по врачам ходить. А такие, как я – чёрта с два.
– Это ведь твоя идея, – догадался Эван. – Ты уговорила Бойда оплатить диспансеризацию.
– Ну да. Такая вот цена. По мне, так справедливо.
В дверь постучали.
– Миссис Гилкрист! – тревожно позвал кто-то. – У вас всё в порядке?
Эван чуть сильнее прижал заколку к тонкой шее. И заговорил – отчаянно, быстро, лишь бы не молчать:
– Справедливо? Карен, да я и представить себе не могу, что тебе пришлось и придётся пережить. И точно знаю: ты этого не заслуживаешь. Такого вообще никто не заслуживает, если честно. А ещё знаю, что не будет никакого праведного возмездия. А будет – знаешь что?
Он потянулся в карман пальто за блокнотом. Откинул обложку. И начал читать:
– Мелоди Дэй, восемнадцать лет. Переломы костей свода и основания черепа, костей носа, верхней и нижней челюсти. Альберт Нильсен, сорок семь лет. Размозжение головного мозга при открытой черепно-мозговой травме, термические ожоги туловища и конечностей…
– Миссис Гилкрист! – этот голос был ниже и уверенней первого. – Откройте, или я буду вынужден взломать дверь!
– …Энни – фамилия неизвестна, семь лет. Поперечный перелом височной кости…
– Чёрт с тобой, – проговорила она наконец, опуская руки. – Я не знаю, как это остановить…
Дверь отъехала в сторону. Эван увидел бледное лицо проводника, дуло револьвера в руке констебля. И успел подумать, что, как бы там ни было, справедливость – это самое бесполезное слово на свете. Всегда не то, что мы за неё принимаем.
Он поставил тяжёлые чемоданы на крыльцо. С наслаждением выпрямился, подставив лицо солнцу и слушая, как в вересковых зарослях стрекочут цикады.
– Вернулся, значит? – раздался знакомый хриплый голос. – А это что за барахло? Умоляю, скажи, что книги.
Он обернулся. Эми стояла у старой осины. И улыбалась.
– Ну что, поговорил со своей ненаглядной?
– Они с Льяллом пообещали назвать сына в мою честь.
– Радость-то какая.
– Ага.
– Ты не бери в голову. Дура она. И ты тоже дурень, но я скучала, – Эми склонила голову набок. – Так что в чемоданах-то?
– Мои пожитки. Надеюсь, ты не против?
