с возвращения Эдгара, тем сложнее было рассказать об этом Юдит.
Кузен продолжал топтаться за моей спиной. Я не торопился, похлопывал мерина по ворсистому боку в темноте конюшни.
– Ты не спросишь, как дела, – сказал Эдгар и с шуршанием вытащил из сумки газету.
Он не мог дождаться, пока мы перейдем из конюшни в дом, и стал, прищуриваясь, читать в свете штормового фонаря о том, что в Таллине были освобождены двести шесть политических заключенных и что это подарок на Рождество от генерального комиссариата Эстонии всем безвинно пострадавшим женщинам и детям, которые столкнулись с трудностями после того, как кормилец семьи оказался за решеткой. Голос кузена звучал торжественно, блеклые глаза приобрели цвет.
– Ты меня слушаешь? Интересно, многие ли отнесутся столь же благородно к семьям противников? Или ты все еще думаешь о своем поле?
Я утвердительно помычал в ответ, прежде чем вспомнил, что не собирался говорить с Эдгаром, который столько суетится, но нисколько не способствует продвижению дел Симсонов. От отца нет никаких вестей, наши поля все еще в чужих руках. Не получится засадить их картошкой, хотя клевер, растущий там вот уже три года, прекрасно насытил землю азотом – что может быть лучше для картошки! Немцы запретили выращивать табак, и даже Розали не удастся достать рассаду, но с земель Армов удалось выдворить пригнанных туда большевиками рабочих, а также им вернули часть полей, конфискованных в пользу народа. Я бы опрыскал плодовые деревья Армов “Эстолеумом”, купленным по моей просьбе заранее и в достаточном количестве. Отец Розали был очень благодарен за этот совет, Аксель относился ко мне как к родному сыну. Я сказал, что “Эстолеум” – инсектицид куда лучше, чем “Парижская зелень”, яблок на продажу будет достаточно, но это все, что молодой хозяин дома Симсонов мог сделать для своей невесты, а в собственном доме он не мог и этого. Вот какие вопросы волновали меня. Эдгар же никогда не понимал сельскохозяйственных проблем, хотя утреннее парное молоко, похоже, всегда отлично подходило для его слабых легких.
Он продолжил читать газету, пока я работал в конюшне, война нисколько не изменила моего кузена.
– “Мы все помним, как ужасно большевистская пропаганда отзывалась о национал-социалистах Германии и особенно об их фюрере. Это были не люди”. – Голос Эдгара набирал силу, он старался, чтобы я услышал его. – “Национал-социализм стремится объединить все слои общества ради построения народного благосостояния. Кровавые межклассовые и братоубийственные распри чужды этой идеологии. Все классы имеют одинаковое право на жизнь… Для нашего маленького народа каждая личность и каждый человек являются самым главным богатством”.
Уши мерина задвигались.
– Прекрати, – сказал я. – Лошадь напугал.
– Роланд, разве ты не видишь, что генкомиссар подобрал очень
