брате, – но нет. Я – огромное кровоточащее сердце. Я теряю дни, заставляя себя не обращать внимания на свои желания. На то, что мне позарез нужно.
Может, звучит дико, но я знаю – я мог бы кого-нибудь полюбить. Чувствую это всем сердцем. Способность любить. Быть романтичным и влюбленным. Как будто это моя суперсила. Дар, точно.
А рассказать-то и некому.
Все считают меня шутом.
Я растираю ладонями лицо, крепко зажмуриваюсь и вспоминаю вчерашний разговор с Назирой.
Она сама ко мне подошла. Я вновь и вновь напоминаю себе.
Я к ней не подходил, ни разу. Даже не пытался с ней заговорить после того, как тогда, на пляже, она ясно дала понять, что вот ни капельки мной не интересуется. С другой стороны, у меня, похоже, не было никакой возможности после того поговорить с ней; после того, как весь мир обезумел. Подстрелили Джей, и все пошло наперекосяк, потом это дерьмо, в которое вляпались Уорнер и Джульетта, и вот – что имеем, то имеем.
Кроме того, прошлым вечером я с трудом пытался уложить в голове тот факт, что наша Верховная главнокомандующая приняла на грудь полпинты отменного виски, оставшегося от Андерсона, когда ко мне подошла Назира. Из темноты. Сразу после ужина – черт, ведь ее не было на ужине – и вот она возникла точно привидение, загнала меня в угол, едва я вышел из столовой. Буквально вжала меня в угол и спросила: правда ли, что я умею становиться невидимым.
Выглядела она как сумасшедшая. Я растерялся. Не понимал, откуда она узнала и почему ее это волнует, а она стояла прямо передо мной, требовала ответа, и я решил, что от моего признания хуже не будет.
Поэтому я сказал ей, что это правда. Она вдруг рассердилась.
– Почему? – спросил я.
– Что почему? – сверкнула она глазищами.
Кожаный капюшон на голове затенял ее лицо, под нижней губой поблескивал пирсинг-алмазик, отражая свет ближайшей люстры. Я смотрел не отрываясь на ее рот. У нее слегка раскрылись губы. Пухлые. Мягкие.
Я с трудом отвел от них взгляд.
– Что?
Назира прищурилась.
– О чем ты говоришь?
– Я подумал… Извини, о чем мы?
Она отвернулась, однако я успел заметить на ее лице выражение недоверия. Или возмущения. А потом, быстрее молнии, она повернулась ко мне.
– Ты что, все время прикидываешься немым? Или ты всегда разговариваешь как пьяный?
Я застыл. Боль и смущение вихрем закружились у меня в голове. Боль – от оскорбления, смущение от…
Вот дела, что происходит-то?
– Что? – возмутился я. – Я не разговариваю как пьяный.
– Ты пялишься на меня как пьяный.
Черт, она такая хорошенькая.
– Я не пьяный, – уточнил я. Глупо. Я тряхнул головой и напомнил себе, что следует рассердиться – в конце концов, она ведь меня оскорбила, – и сказал: – П-любому, ты сама подошла ко мне, ясно? Этот разговор затеяла ты. Я не знаю, что тебя взбесило…
