можно связать также и то, что большинство художниц неофициального круга, несмотря на многократное участие в феминистских выставках 1990-х, сегодня комментируют эти события отнюдь не в терминах феминистской солидарности. Политическая позиция многих художниц, сформированная в ситуации отсутствия женщины как актора в публичном дискурсе, так и осталась непроявленной.
Очевидно, что непопулярность феминизма среди женщин-художниц 1980‐x объяснялась не только отношением к «женскому» как второстепенному в культуре вообще и в среде МКШ в частности, но и новыми образами женственности в эпоху перестройки. Если посмотреть советские СМИ начала 1980-х, можно заметить, что культивируемая в них женская гендерная модель обращалась к неопатриархальным тенденциям, где женщина должна быть прежде всего замужем71, а уж после могла быть и сильной, и счастливой, и успешной. Популярным в медиа доперестроечной эпохи становится образ женщины-матери, которая активно пользуется всеми достижениями современной индустрии красоты, исполняет роль музы, вдохновительницы и хранительницы (в прессе появляется новый образ – «берегиня»72) домашнего очага. От гендерной модели 1950–1960‐x годов этот образ отличался ориентацией на более высокое потребление товаров и услуг, стремлением к самореализации в домашней сфере вместо производственной, более свободным эмоциональным поведением. Разумеется, распространение этих стереотипных этакратических моделей препятствовало усвоению альтернативных, неконвенциональных моделей женского поведения и усложняло восприятие их в массовой культуре. Однако стоит заметить, что на протяжении 1980-х, после перестройки, появлялись и иные тенденции репрезентации женщины в СМИ: женщины-профессионалы новых культурно-производственных сфер (компьютерной, торговой, международных отношений), а также бизнесвумен или женщины-частные предпринимательницы.
Таким образом, вплоть до 1990‐x на московской художественной сцене не возникало ни феминистских произведений, ни феминистских объединений, ни феминистских выставок, несмотря на то что женщин-художниц в неофициальной культуре насчитывалось несколько десятков. Многие исследователи называют феминистский взгляд нехарактерной позицией для советских художниц. Часто это объясняют тем, что расцвет так называемого русского феминистского искусства пришелся уже на 1990‐е годы, следовательно, был спровоцирован интересом к «западной» феминистской проблематике и стал ее своеобразной калькой на постсоветской почве:
феминистику стали обсуждать, когда Виктор и Маргарита Тупицыны приехали из Америки и начали эту тему активно продвигать. Анна Альчук заразилась идеей феминизма и стала делать собственные феминистские выставки, то есть это был дискурс, привезенный из Америки в наш круг73. У нас его не существовало. К тому же объявленная советской властью свобода женщин, равенство их с мужчинами и эта государственная
Этот вопрос до сих пор вызывает споры: по мнению некоторых исследователей (А. Роткирх, С. Чуйкина, Р. Черепанова), в советском обществе вплоть до конца 1980‐x в качестве «женской социальной несостоятельности» обсуждалось не столько положение незамужней или разведенной женщины, сколько положение бездетной. См.
«Женщина все чаще помещается в контекст природы, показывается в гармонии с Землей, Вселенной. Для этого периода характерны многочисленные фотографии женщин зоологов, биологов, геологов, ботаников, зоотехников, океанологов, обработчиков драгоценных и полудрагоценных камней, ювелиров. Причем, сам трудовой процесс, как правило, не снимается. Женщина изображается на фоне природы, в окружении зверей, птиц, понять ее профессиональную принадлежность можно только по подписи к фотографии… Довольно часто представлены фотографии женщин, занимающихся народными промыслами (гжель, хохлома и так далее), которые символизируют женщину как хранительницу традиций, берегиню. С ней связываются надежды на возрождение элементов из забытого прошлого» (цит по:
В 1988 году Виктор и Маргарита Тупицыны брали интервью у художницы Светланы Копыстянской и на вопрос о феминизме получили следующий ответ: «Если в женщине зреет желание что-то высказать и если это наталкивается на подавление, я думаю, от этого следует просто молча уходить. Социальная проблема есть, но я не в силах ее решить. А потом – один в поле не воин» (цит. по:
